Но откуда вторая полка в двухместном купе?!

Резко перевожу взгляд: дивана напротив нет и в помине, вместо него всего лишь широкое кресло, а у входа перегородка выступает внутрь купе, и – черт возьми! – там еще одна дверь, мимо которой я умудрился впопыхах проскочить.

Неужели…

Точно, уборная! Хотя нет, только раковина умывальника, да вдобавок – судя по виднеющейся в глубине второй двери – одна на пару купе.

Все равно здорово!

Я с удовольствием повернул массивные бронзовые краны, сполоснул руки под струей воды, вытер висящим на вешалке полотенцем.

А жизнь-то налаживается!

Слабо шевельнулся червячок сомнения: не перебарщивает ли Яков? Могут ли будущие студенты, которыми мы выступаем согласно легенде, путешествовать с таким немыслимым комфортом?

А почему нет?

Формально НЭП не свернут, богатство, частная торговля и производство все еще как бы разрешены. Пусть советский золотой червонец в мире с тысяча девятьсот двадцать седьмого года идет по цене макулатуры{5}. Пусть налоги проклятым эксплуататорам вкручены выше небес. Пусть оптовые и товарные биржи закрыты, коммерческий кредит запрещен. Все равно граждане республики не успели отвыкнуть от многовековой привычки к открытому богатству. Так что кроме солидных, отягощенных животами и портфелями совбуров{6} к нашему вагону живо тянутся купцы-кооператоры, они же – жулики-коммерсанты. На первый взгляд – непримиримые классовые враги, однако при них подозрительно одинаковые барышни, вполне сносно одетые даже по меркам старушки-Европы.

Никому на окраине триэсэрии нет дела до великовозрастных отпрысков недобитых нэпачей. Вернее сказать, не умеющих видеть дальше своего носа идиотов, по капризу стукачей и недоработке чекистов сохранивших на черный день в достатке «червяков», «сеятелей» и «николашек», но при этом мечтающих отправить своих сыновей, любимых племянников или младших братиков «в люди» по высшему разряду. Вместо того чтобы вывести их тропами приднестровских контрабандистов подальше от социалистического рая. Пока не поздно.

Прав мой куда более опытный спутник, когда говорит: «И ладно, пускай все вокруг запомнят разодетых гуляк, пуще того, в деталях рассмотрят ботинки и чемоданы – для Москвы у нас есть другие вещи. Много хуже, если кому-то достанет мозгов обратить внимание на лица!»

С последним трудно не согласиться по очевидной причине. Внутренних «пачпортов» в Советской республике нет вообще – абсолютно и совершенно. Не успели их ввести большевики. Так что в качестве уникального удостоверения личности обычно выступают кучка мятых бумажек с мало читаемыми оттисками печатей да протертая на сгибах простыня свидетельства о рождении, начинающаяся с незатейливой фразы типа «По указу Его Императорского Величества Одесская духовная консисторiя свидҍтельствуетъ…». Сложно сказать, сохранились ли соответствующие записи в огне Гражданской войны и сколько месяцев – или лет! – может занимать их реальная проверка.