Три месяца я курсы проходил, в общем-то, для низового звена, но интересные. В большинстве — азы психологии: как собеседника на откровенность вызвать, как — ха-ха! — от слежки уходить, как в толпе затеряться, как на конспиративные квартиры тайком просачиваться, как запоминать ключевые фразы из чужих разговоров. Это, как я понимаю, для всех начинающих кгбшников такие курсы. Они, между прочим, приподнимают тебя над простыми людьми. Чувствуешь себя пусть не Штирлицем, но, по крайней мере, майором Вихрем каким-то. Опять же, обучают с пистолетом обращаться, что для молодого ретивого аспиранта и вовсе кайф. На курсах самый разношерстный люд был… и все горделиво друг на друга, как на рыцарей тайного ордена смотрели. Щёки надуем, нос кверху — теперь мы бойцы невидимого фронта. Приобщены! Сразу сил прибавляется, и энтузиазма. Смешно сейчас вспоминать, а тогда здорово гордился. На это и рассчитывали те, кто когда-то эти курсы придумал. Умно, нечего сказать, умно.

Во-вторых: то, что институт никак не тянет на «криминалистическую лабораторию» я понял практически сразу. Вы где-нибудь видели, чтобы НИИ давал уникальную возможность своим сотрудникам работать там, где считаешь необходимым? А у нас было именно так!

Вот здесь долго пояснять не буду. Скажу лишь основное. О том, какова истинная цель работы института, знали считанные единицы людей. Темы у всех рядовых сотрудников разные, а материальная база у НИИ так себе. Поэтому организуют тебе командировку в тот или иной научный коллектив — от Дубны и Новосибирска до Байконура, где ты и занимаешься тем делом, которое тебе сверху из теоретического отдела спускают. Кому положено — организуют для тебя простенькую легенду, и — вперёд, работай.

Между прочим, отличная школа! Поневоле будешь разносторонним специалистом, поскольку работа не монотонная. Всякое приходилось проворачивать. В той же Дубне, например, на меня уже волком глядели — я им частенько графики работы «корректировал» со своими внеплановыми экспериментами. Но оплата за внеплановость проводилась через бухгалтерию быстро, платили по межведомственным счетам особо не скупясь, поэтому в крупнейших институтах тамошние директора наших работников хоть и встречали недовольным ворчанием, но палки в колёса никто ставить не осмеливался. Кому охота с органами связываться?

Эх, в той же Дубне, в курилках каких только сказок не рассказывалось о том, зачем Серёга Солодов тот или иной эксперимент «ломает», внося свои коррективы! Но крутились эти байки, естественно, вокруг оборонных технологий и каких-то сверхсекретных экспертиз. Особо толковые ребята считали, что некто сверху просто наспех проверяет украденные за рубежом идеи и патенты. Наверное, и такое иногда бывало, кто знает? Однако в целом, в каждом завалящем НИИ слово «секретность» хорошо понимали и в массе своей помалкивали. Благо, что на любом предприятии стукачёвый Первый отдел никто не отменял. Да и мы, честно говоря, не так уж и злоупотребляли своим всемогуществом. Например, на Байконуре я был всего несколько раз, — и то только потому, что Роальд мне эти командировки, как презент преподносил. Знал старик моё увлечение космосом. Конечно, кое-какая аппаратура в серии спутников «Космос» проходила под нашим полугласным курированием, но у меня есть одно подозрение. Роальд бы человеком тёртым и мудрым. Он прекрасно понимал, как вести себя «наверху», кому и что говорить и за какие струнки души щипать любого со Старой площади, да и в Политбюро нашем, царство ему небесное. Они там науку за науку не считали, если она с атомным оружием или космическими аппаратами не связана.