Раздались испуганные или удивленные крики, наверное, представление, на которое собирались зеваки, еще не разворачивалось в эту сторону, но туман становился все гуще и в секунды обволок на сотню шагов во все стороны едва ли не большую часть толпы. Лишь головы испуганных зрителей продолжали торчать из него, да и те мгла захлестывала уже под скулы. Толпа еще не начала расступаться, но как будто отпрянула от помоста.

– Ты что творишь, дочка? – удивился ее отец. – Зачем это?

– Зачем это? – хмыкнул незнакомец, уже не пытаясь различить во мгле странный узел с тряпьем. – Ты слышала вопрос, кудесница? Зачем ты наколдовываешь туман? Хочешь укутать им кого-то? Или думаешь, что тебе удастся убраться незаметно с этой площади?

– Кто ты? – надвинулся на священника отец девчонки. – У меня есть разрешение бургомистра Коркры на увеселение торговцев и покупателей на этом помосте! Вот ярлык! Сбор оплачен! Чего тебе нужно?

– Твоя дочь, бедняга, – покачал головой незнакомец. – Твоя дочь. Негоже такому драгоценному камню валяться в грязи. Я ее забираю.

– Я дочерьми не торгую! – возмутился отец девчонки.

– Не дочерьми, а одной дочерью, – ответил незнакомец. – Да и не собираюсь я ее у тебя покупать. Она сама пойдет со мной. Дай руку, девочка. Мы уходим.

– Стража! – заорал отец девчонки, прикрывая ее собой. – Я не собираюсь отдавать свою дочь кому бы то ни было, пусть даже у него на груди висит красный диск тэрского храма!

– А если диск будет черным? – спросил незнакомец и ударил о помост посохом. – А если стража тебе не поможет? Что ты сделаешь?

Он говорил медленно, сопровождая каждую фразу ударом посоха, и Тис, даже находясь под пеленой, чувствовал, как тяжелеет его тело, как ужас проникает в него и заставляет шевелиться волосы на его голове. Диск на груди незнакомца и в самом деле стал черным. Гул и ропот в толпе прекратился, но что происходит с людьми, Тис не видел, туман был слишком плотным. Но он чувствовал, что и его названный отец точно так же окаменел у него за спиной, но все же борется и готов схватить Тиса и бежать прочь, и не давала этого сделать ему только мать, которая вторую руку положила на плечо Глика, заставив того замереть.

– Зачем тебе такая обуза? – спросил незнакомец у отца девчонки, продолжая ударять посохом по помосту. – Или ты кормишься за ее счет? Хочешь, я дам тебе десять золотых за нее?

– Нет, – поднял руки, чтобы остановить незнакомца, отец девчонки, но священник вдруг резко поднял посох и ударил его навершием под подбородок собеседника. Странное оружие с ужасным сырым звуком вошло в плоть бедняги, разом лишив его и звука, и дыхания, обратив в кровавое месиво все, что было у него в голове.