Как только закончился камнепад и улеглась пыль, Тысяча Сынов собрались у основания колоссального сооружения, ничуть не сомневаясь, что столь грандиозное образование нельзя отнести к природным явлениям. На далекой вершине вспыхнула яркая огненная дуга, и вскоре вся гора засияла голубоватым светом, словно внутренние тоннели наполнились молниями, как кровеносная система кровью.
На вершине горы появился сверкающий силуэт, едва различимый в свете звезд и сиянии энергии невероятных возможностей. За его спиной развернулись два крыла из эфирного пламени, и тогда Тысяча Сынов, осененные светом своего отца, преклонили колени.
Магнус легко приземлился перед ними, и воины в изумлении увидели, как его сияние озарило унылый и сумрачный мир. Примарх предстал перед ними не в обычной оболочке из плоти. Они видели его световое тело, которое могло существовать за пределами Великого Океана. Магнус пожертвовал плотью, в которой содержалась его сущность, и таким образом поднялся на более высокую ступень эволюции, освободился от пределов смертности и ограничений реальности.
— Дети мои, — с усталой обреченностью в голосе заговорил Магнус, — добро пожаловать на планету Чернокнижников.
Шло время.
Шло время.
Столетия или дни — кто знает?
Столетия или дни — кто знает?
Возможно, и то и другое сразу.
Возможно, и то и другое сразу.
Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как мы оказались здесь, поскольку это понятие здесь не имеет значения. Могу лишь с уверенностью заявить, что все стало намного хуже, когда из земли поднялась во всем своем уродстве Обсидиановая Башня. Кто-то сказал бы, что мы и предположить не могли, как плохо на нас повлияет этот мир. Я же говорю: как мы могли этого не знать?
Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как мы оказались здесь, поскольку это понятие здесь не имеет значения. Могу лишь с уверенностью заявить, что все стало намного хуже, когда из земли поднялась во всем своем уродстве Обсидиановая Башня. Кто-то сказал бы, что мы и предположить не могли, как плохо на нас повлияет этот мир. Я же говорю: как мы могли этого не знать?
Хатхор Маат опасается, что это самое худшее, но могу признаться, что пережил немало кошмаров, представляя, как в один из дней я стану ничем, никчемным существом, в котором ничего не осталось от человека, каким я когда-то был. А кое-кто даже радуется нашим новым формам и верит, что это признак особого благоволения.
Хатхор Маат опасается, что это самое худшее, но могу признаться, что пережил немало кошмаров, представляя, как в один из дней я стану ничем, никчемным существом, в котором ничего не осталось от человека, каким я когда-то был. А кое-кто даже радуется нашим новым формам и верит, что это признак особого благоволения.