В спальню вошла Степанида с сорочкой, сарафаном и шлёпанцами в руках.
– Проснулась, красавица? Вот оденься и пойдём завтракать. Только умойся сначала.
– Мы так быстро управились?
– Если три дня – это быстро, то конечно. Вставай давай. У нас тут ваших городских приспособ нету. Так что я солью тебе на руки.
* * *
Почти треть просторной кухни занимала чудовищных размеров печь, постепенно переходящая в стояк с лежанкой, красовавшиеся изразцами в спальне.
– В нужник из сеней попадёшь. Одна нога здесь – другая там. Всё уже стынет.
Сгоняв по надобности и умывшись над большим помойным ведром, я села за стол на широченную лаву, заменявшую хозяевам стулья. Напротив меня, не спеша, ел что-то из большой миски сухощавый, удивительно похожий на Савву старик.
Когда у меня перед носом появилась шкварчащая сковорода, крынка молока и тарелка со сметаной, после чего Степанида раскрыла полотенце, в котором томилась стопка блинов, я практически со звериным рыком набросилась на еду.
Заметив пару раз смеющиеся глаза напротив, решила наплевать на то, как выгляжу со стороны. Так вкусно!
Еда закончилась практически мгновенно. С трудом удержавшись от того, чтобы вылизать тарелку со сковородой, я с надеждой посмотрела на Степаниду.
– Ну, ты и поросёнок! На полотенце. Вытрись. До обеда придётся потерпеть.
– Лучше ещё раз в костёр.
Громкий хохот собеседников не то чтобы ошарашил, но заставил заткнуться.
– С таким аппетитом на тебя капищ не наберёшься, – пробасил старик, вытирая слёзы.
– Сейчас принесу настойку. До обеда дотерпишь. – Степанида вышла в сени и вернулась со стеклянным сосудом, наполовину заполненным бордовой жидкостью. Плеснув из сосуда в миску и поводив над ней рукой, после чего жидкость приобрела желтоватый оттенок, она велела мне отпить глоток. Голова слегка закружилась и потянуло на сон. Внимательно посмотрев мне в глаза Стенанида чуть задумалась и щелкнула пальцами. Жидкость в миске вспыхнула и испарилась.
– На первый раз достаточно. А второго раза, даст бог, и не будет.
– Что со мной, бабушка?
– Да ничего особенного. Какая была, такая и есть. Чтобы другой стать – учиться надо. Долго. Всегда.
– А почему я здесь?