— Это врата, — сказал подошедший технодесантник.

— И они открываются, — Аттик кивнул.

Мерцание происходило всё чаще, и по туннелю расходился гул, дрожь, сбрасывающая пыль с потолка. Тьма стала такой густой, что почти ослепляла.

— Железные Руки, оружие к бою! — отдал приказ Аттик. Его наполнило уверенное предвкушение. — Сейчас мы увидим нашего врага.

Гул нарастал, превращаясь в пронзительный вой. Природа мерцания вновь изменилась. Мгновения, во время которых врата находились в материальном мире, становились всё реже, короче, непостояннее. В войне побеждали осколки времени, в которых барьер был лишь иллюзией, воспоминанием о стене.

Воспоминание угасло. С резким треском рассеивающейся энергии врата исчезли. Путь в купол был открыт.

Как и путь наружу.

Аттик не стал ждать, пока появится враг. Он был вынужден лишь отвечать на его действия с самого возвращения с налёта при Хамартии. Довольно. Капитан вошёл под купол, держа руку на спусковом крючке болтера.

Пространство было заполнено грязным сиянием, ослабленным отблеском луча, ударившего в символ. Пол был гладким и лишённым чего-то примечательного, за исключением примерно пятидесятиметровой ширины террасы в центре. Внутренние стены покрывали руны, отличавшиеся от внешних большим размером и сложностью. Они являлись источниками света, однако бледневшего по сравнению с тем, что возникало в центре купола. Оно появилось как тонкая полоса в воздухе, тянущаяся к террасе от вершины свода. Линия, корчащаяся и дёргающаяся, словно схваченная молния. С каждым движением она оставляла за собой подобие, копию. За несколько коротких мгновений чёрная дрожащая сеть охватила всё центральное пространство, и продолжила расходиться, меньшие нити множились, пересекались, образуя всё более зазубренные очертания.

Быстро просканировав помещение, Аттик не обнаружил укрытий. Брони Железных Рук будет достаточно.

— Построиться дугой, — отдал приказ капитан. — Держите врата в центре. Они наши. Пусть ничто не пройдёт. Приготовьтесь к концентрированному обстрелу того, что появится перед нами.

Дрожь застыла. Лишь тогда Аттик понял, что смотрит не на паутину, а на грани треснувшей, расколотой реальности. Раздался рёв горна, сначала долгий и глубокий, а затем всё нарастающий от скорбного страха до полного удовольствия воя. Грани треснули и раскололись, падающие обломки рассекли материум. За хрупкой пеленой реальности их ждали глубины, бездны безумия.

И из этой бездны пришла армия.

Мычащие, блеющие, ржущие, рычащие, поющие, проклинающие и лепечущие орды хлынули в купол. Это был водопад чудовищности, потоп извращения: плоть, рога, копыта, пасти, когти, крылья, хвосты, клешни. Руки, бывшие клинками, клинки, бывшие глазами, оружия и доспехи, в жизни своей ставшие неразличимыми. Шкуры, багровые от гнева, розовые, словно уродливые младенцы, зелёные, как зараза, белые, как порча. Корчащийся и извивающийся рой личинок был ничем по сравнению с этим натиском. Черви были лишь наброском, созданным планетой подобием ужасающей идеи, которая теперь предстала во всей красе.