Но они оставались воинами Четырнадцатого и, несмотря на все потери, продолжали сохранять численное преимущество.

Они медленно начали перестраиваться. А когда Саламандры подошли на близкую дистанцию, монстры уже успокаивались. Вскоре они без какого-либо побуждения вернулись в землю — так же неожиданно, как появились.

Гвардия Смерти возобновила атаку. Заняв боевой порядок, артиллерийские отделения пробивали бреши в авангарде Змиев. Когти контемпторов, переживших атаку чудовищ, открыли огонь.

Но лучи лазпушек и кулеврин рассекали дредноутов на части. Над равниной разносился грохот драконийских четырехствольных минометов, которые сбрасывали тяжелые снаряды на тыловые ряды еще перестраивающейся Гвардии Смерти. Полностью оправдывая прозвище «бумган», они не давали противнику организовать полноценную контратаку своими громоподобными залпами.

Атака Четырнадцатого легиона захлебнулась. Каждый раз, когда они пытались вернуть инициативу, огнеметные подразделения тут же наступали и выжигали любое сопротивление.

Тяжелые болтеры, автопушки и ракетные установки вели плотный огонь с высоты, а встроенные орудийные позиции — со стен. Один вал охватило пламя: плазменные пушки Гвардии сумели ответить, убив несколько Змиев, но тяжеловооруженные Саламандры хорошо окопались и выжили.

Орудия Гвардии Смерти выкатились вперед для второго залпа, но утонули в лаве, когда под ними раскрылся разлом. Нескольких легионеров в обгоревших белых доспехах ослепило паром из фумарол, после чего с ними покончил отряд неумолимых Огненных Змиев.

Хотя чешуйчатые обитатели земли отступили и успокоились, сама планета продолжала выступать против врагов.

Смертельная непредсказуемость земли давала плоды, и Гвардия начала терять численное преимущество. Пока Саламандры вырезали раздробленную армию по частям, Ном Рай’тан повел своих ветеранов на вражескую командную секцию. Но их лидер смотрел через массу сражающихся только на Нумеона.

Лестигон чувствовал, что Ноктюрн выскользает из его рук. Перед глазами уже стояло его изорванное знамя, обесславленное и потускневшее.

Он не мог этого допустить. Он сражался упорнее всех. Сколько раз смерть и поражение пытались одолеть его, но он не сдавался. Не сдастся и теперь.

«Меня запомнят, — думал он, шагая по ожесточенной, удушливой пустыне. — Этот поганый мир станет местом, где я оставлю нестираемый след в истории».

Окинув взглядом бойню через узкий визор, Лестигон вдруг ясно ощутил, что в этом бою не осталось места военному мастерству, что хитроумными тактиками ничего не добиться. Битва превратилась в грязную драку, в кровавый рукопашный бой. Он хорошо знал этот стиль войны. Он использовал его всю жизнь.