— Вот.
Фелла приподняла одну бровь.
— Расклад, — пояснил Хет. — По этим… по улиткам, и по стазису, и по контрабандистам. Аргументы. И факты. Э-э…
Под режущим взглядом завуча он стремительно бледнел.
— П-просто он сказал, что вам бы лучше ознакомиться…в письменном, то есть, виде… ну, до того, как вы вылетите на эту площадку, которую выбрали Магистры, так что…
— Он сказал? — переспросила Бестия довольно-таки жутким голосом. — Значит, вот, чьи бредни…
Хет тихо сглотнул, когда увидел ее выражение лица. Пробормотал что-то вроде «Ну, я листик-то… оставлю… вдруг вам, стало быть… захочется почитать», вышвырнул бумажку прямо в воздух и был таков.
Бестия, скрипнув зубами, поймала лист в кулак и стиснула, почти разрывая пальцами.
Счастливого предвкушения боя как не бывало. Ковальски… Вспомнилось: проклятый иномирец не отходил от эмельхатины контрабандистов. Даже пролез на допрос пленника, Гамата Хохолка — и вымотал душу непонятными вопросами: почему улитка перенеслась к Одонару? Сколько энергии тратят эмельхатины при перемещении и как быстро они способны её восполнить? Как быстро можно установить стазис после перемещения?
Допросчик Семицветника, возясь с зельями, хмыкал и бросал недоверчивые, острые взгляды. Гамат Хохолок — бледный, с сонными, стеклянными глазами (воздействие «Нерушимой истины») монотонно бормотал «Не знаю, что вы там нажали, не видал, не знаю» — или с пятого на десятое давал невнятные ответы («Да чего его устанавливать, стазис, лучше сперва его поднять, потом перенестись, мы так всегда делали, и прыжок тогда для эмельхатин легче, стазис, он навроде веревки их связывает»). Ковальски делал пометки в блокнотике, и — проклятый иномирец — ходил повсюду с таким видом, будто все идиоты, а он один что-то такое понял.
Глупости, — сказала себе Фелла, отшвыривая в сторону ненужный листок вместе с сомнениями. Что этот иномирец вообще может знать о Целестии и её законах. На Совете он лишь бросался беспочвенными догадками. А уж его нелепые домыслы насчёт Магистров…
«Не давай себе усомниться», — прозвучал изнутри голос, слышанный лишь раз, на Альтау. Но с успехом заменявший Бестии внутренний голос вот уже три тысячи лет.
Не давай пошатнуть основы в себе. Будь верной тому, чему была верной столетиями. Всё просто, Фелла. Кодексы Целестии нерушимы. Великие традиции, созданные ещё Первой Сотней, вошедшие в кровь, в плоть и магию — вечно живы. Как…
Она опоясалась серпом и чуть успокоилась, ощутив привычную тяжесть на бедре. Пассом руки запечатала дверь, подошла к зеркалу на стене и сдвинула его в сторону, открывая потайную нишу.