− Но времени на разговоры у нас нет, и я прошу вас, Любовь Викторовна, подготовить операционную, вся ответственность будет на мне, я вас заверяю, что все формальности соблюдены. − Мой лечащий врач был немолод, но твердости в его голосе могли позавидовать самые опасные мои торговые партнеры с не самым светлым прошлым.

− Под вашу персональную ответственность! − Взвизгнул молодой женский голос и потому как простучали каблучки и тому, что я вновь услышал голос своей жены, я понял, что она вышла в коридор.

В палате мы остались одни, я слышал, как хирург подошел к моей койке и сел напротив меня.

− Я знаю, что ты слышишь меня, и я надеюсь, что ты тверд, в своем выборе. ˗ Печально проговорил Константин Иванович. − Ведь я тебе не раз говорил, что в данном варианте, который ты утвердил, умрешь ты от моих рук на операционном столе, а не от болезни.

Он просидел около меня еще минуту и с печальным вздохом, как будто не дождавшись ответа, встал и вышел из палаты.

Да, мы не раз обговаривали мою смерть. То, что меня полностью парализовало, не было сюрпризом, мы ждали этого целых пять лет, и было всего два варианта развития событий. Первое, пустить меня на запчасти, либо второй вариант, поддерживать во мне жизнь пока я не начну заживо гнить, и именно от этого умру.

− А хрен вам! − мысленно взревел я, находясь на операционном столе, чувствуя, как скальпель делает свой первый надрез. − Я сам решу, как уйти!

Когда пелена обезболивающего полностью окутала меня, я все ждал своего конца. Я мыслил и размышлял, а как говорил кто-то умный, значит существовал. И вот я вновь, как мне показалось, стал слышать, что меня крайне удивило.

Сперва я слышал какие-то шорохи, потом как мне показалось голоса, а потом и вовсе я начал ощущать, что — то теплое всем телом.

− Смотри, у него твои черты лица. − Я услышал нежный молодой женский голос, и начал пытаться понять с какой стороны я слышу этот голос.

− Ну, уж нет, пусть он будет лучше похож на тебя. − Проговорил баритоном мужчина, чуть не оглушив меня своим голосом. − Давай запустим свет в дом, надо чтобы солнце увидело и приняло нашего сына.

Я слышал, как оглушительно проскрипела дверь, я почувствовал лютый холод, но я и увидел ослепительный свет. И в этом ореоле я увидел тех, кого я буду всю свою жизнь называть родителями. Зимнее солнце, что тогда слепило меня, не приносило тепла, и как любил рассказывать мой отец, что я родился в самые лютые морозы, когда либо приходившие в эти земли.

− Молчун, даже мороза не боится. − Услышал я смеющийся радостный голос своего отца. − Как же нам его назвать, Хель?