У Килого затрезвонила мобила. В то время были ещё те раскладушки с полифонией. Охуенные телефоны, не то, что это гавно с яблоками сейчас и пластмассовая поебота от их азиатских конкурентов.

Где-то спиздил, подумал я. Скоро загонит торгашам за ведро крылышек, как пить дать.

— Аллё? — раскрыл он неумело трубу. — В парке я. Ага. Где обычно.

Он кладёт трубку, а я вопросительно смотрю на него. Не то, чтобы мне так уединение с Килым было необходимо, но, учитывая, что хавать фастфуд я собирался в первый раз в жизни, у меня азарт смешивался с волнением.

— Подруга моя присоединится, — поясняет. — Мы ваще с ней пожрать договаривались, но я думаю, дай тебя тоже угощу.

— Кто она?

— Олька Грунь.

У меня, видимо, челюсть немного улепётывать начала, потому что он поспешил пояснить:

— Да нормально всё. Её батёк ничё не знает, она для себя так чисто без палева хавает. Она бабло подгоняет, а я на него пробиваюсь. Проверенная девка.

Поясняю для тех, кто не в курсах. Есть у нас на районе богатенький, коррумпированный от глотки до сфинктера прокурор Грунь. Ну, не совсем на районе, негоже баринам рядом с чернью проживать, но неподалёку. И есть у него дочурка — Ольга. Вся такая чистенькая, порядочная со стороны, а на деле та ещё штучка, как жизнь показала. Ух мы с ней дизилили потом! Но обо всём по порядку.

Заводит меня Килый куда-то в ебеня, мы пару раз прыгаем через какие-то речушки, и оказываемся укрыты деревьями от всего человечества. Дорожек парка отсюда в помине не видно, а уж нас с них и тем более. Килый присаживается на корты и достаёт свёрнутый в квадрат лист бумаги и разворачивает его. Я сажусь рядом и смотрю, чё он мутит. А он в это время шурудит сыром с котлетой, достаёт пакетиккетчупа, выливаетна котлету, перемешивает, чего-то выкидывает, а что-то оставляет. Потом суёт руку в какую-то нору под корнями дерева, что повидало немало, судя по его виду, и вытаскивает нижнюю булку. Потом снова тянется и достаёт верхнюю. Видал я такие булки. И просто за гаражами натыкался и даже наблюдал, как бургероеды типа Килого хуярили их в соседнем дворе. Хуярили в обоих смыслах — и изготавливали и хавали их.

Килый очистил булки от пыли и веток. Я чуть там стон облегчения не издал. Я уж боялся, что он оставит всё, как есть а там пиздос — будто со всех болот области по ложке взяли и на них стряхнули. Не удивлюсь, если в них кто-то жил уже, кто-то мерзкий и с хуетой этой светящейся перед носом, как со дна Марианской впадины.

Послышались шаги и хруст веток. Я нервно оглянулся. Салагой тогда был ещё. Сейчас даже мусоров подтягиваю присесть кайфануть со мной, а тогда вот дёрнулся. Но в своё оправдание скажу, что даже такой конченный крылышкофил, как Килый, нахмурился и смотрел в сторону звука, пока из-за веток не появилась Оля Грунь с пакетами в руках.