— Вы сказали… — командир посмотрел на службиста, и тот кивнул:

— Я от своих слов не отказываюсь. Идите.

Наемники больше не спорили. Поверили они капитану СБГ или нет, военных волновало мало. Теперь три пары глаз смотрели на человека, которого столько времени разыскивали. Тот поднял голову и посмотрел на офицеров прямым взглядом.

— О-ох, — протяжно вздохнул эстерианец. Усмехнувшись после, он покачал головой и произнес: — Да, вот он я. Но я ли вам нужен?

— Не стоит мутить, — сухо ответил Бергер. — Мы знаем, что вы — главный герой этой пьесы. У нас хватает доказательств. Потому предлагаю не изворачиваться, вы и так слишком долго скручивали кольца. Оттягивая момент признания, вы только ужесточаете последствия. Только откровенность может еще помочь вам выжить, пусть и не на свободе. Всё остальное ведет к долгой и мучительной смерти. Думайте, мы подождем.

Пленник, так и не поднявшись с пола, вытянул ноги, свесил голову на грудь и невесело усмехнулся. Он что-то пробормотал себе под нос, а затем сев ровней, уперся затылком в стену и обвел взглядом офицеров. Те смотрели на него без тени сочувствия. Чоу покусывал губы. Его ладони, лежавшие на столе, сжались в кулаки. Наверное, если бы с боков его не удерживали Саттор и Бергер, то полковник в эту минуту направился к мужчине, сидевшему напротив, и вытряс из него душу. Но никто не собирался спускать коменданта с поводка, и Бернард продолжал сверлить эстерианца взглядом исподлобья.

Рик в эту минуту не испытывал острого желания ударить пленника. Он умел держать эмоции под контролем. Да и насилие — не лучший метод, если хочешь услышать ответы на все свои вопросы. Потому майор просто изучал эстерианца. На вид ему было лет пятьдесят. Плюс-минус, кто знает. Сейчас его лицо изменили импланты, а может, наоборот, эстерианец убрал их, чтобы вернуть настоящий облик. Невысок, подтянут, умные проницательные глаза… Больше ничего примечательно во внешности пленника не было.

Да и неважно всё это было. Саттор пытался понять, что это за человек. И выходила неприглядная картина. Тот, кто сидел перед землянами, мог с легкостью отмахиваться от такого понятия, как ценность человеческой жизни. Ему было безразлично, кого использовать: солдат удачи или мирных жителей, вроде одичалых, настолько беззащитных и доверчивых, что обидеть их было всё равно, что обидеть ребенка. Он шел к цели, а каким путем, уже неважно.

И Саттор отвернулся. Он откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и бросил взгляд на Бергера. Тот растянул губы в прохладно-вежливой улыбке и произнес: