Глава 1

Голова не болела давно. Лет так с сорока восьми. А раньше мигрень мучила часто. Повезло однажды узнать о гинкго билоба – реликтовом растении, единственном сохранившемся представителе класса гинкговые. Товарищ вырастил его на участке и подарил пакет с высушенными листьями. Я стал их добавлять в чай. Вот с тех пор и забыл о головной боли. Так почему вдруг снова разболелась? (А сейчас она раскалывается, будто вчера получил сотрясение мозга, или я вернулся в прошлое?)

Открываю глаза и не понимаю, где нахожусь. Точно не в постели. Хотя совсем недавно разговаривал с правнучкой!

Пахнет гарью и чем-то кислым. Темно, вверху небольшое отверстие, но снаружи, наверное, вечереет.

Пытаюсь приподняться, в глазах темнеет, и начинает тошнить…

Господи, ну зачем меня так трясти?!

Какая-то девчонка прижимает меня к груди, подвывая, раскачивается, а мне от этого не очень хорошо.

Пытаюсь оттолкнуть её и вижу у себя узкие кисти с маленькими пальчиками!

Не может быть! Неужели правда, что есть жизнь ближняя и последняя?! А ближних сколько? Что я там Ирочке о своих желаниях говорил?..

Всё ещё чувствую себя скверно, но голова болит уже не так сильно, и в глазах не темнеет от напряжения.

Понимаю, что мои желания сбылись. Сейчас я ребёнок и помню, что звали меня Игорем Андреевичем и было мне девяносто четыре. А что оказался в месте, мягко говоря, неприятном, так это всё одно лучше, чем доживать последние дни, лёжа на ортопедическом матрасе.

Наверное, мои усилия утихомирить качку замечены. Девчонка перестала скулить. Держит меня за плечи и внимательно смотрит. На первый взгляд ей чуть больше двадцати, но грудь большая с крупными коричневыми сосками, на правом выступила капелька молока… Глаза тёмные, брови густые. Нос прямой, крупный, губы полные, а лицо вытянутое. Волосы вроде русые, завязанные в узел на макушке и блестят. В её глазах вижу радость, сменяющуюся укором. Слышу приятный, но с хрипотцой голос:

– Лоло́, не бегать, не бегать! – Грозит указательным пальцем и прижимает меня к груди.

Да уж, содержательно…

Снаружи доносится мужской голос:

– Таша́! Таша!

Девушка насторожилась, бережно опустила меня на шкуру и выскользнула из чума. Так я решил назвать своё теперешнее жилище. Его пол устилают шкуры с жёстким ворсом. В центре очаг, выложенный из песчаника. В нём тлеют угли. Вверху у отверстия дымохода собраны и перевязаны ремнями концы длинных жердин, составляющих каркас жилища. Снаружи вся эта конструкция, должно быть, покрыта берестой и шкурами животных. На уровне пола, наверное, присыпана песком. Щелей внизу не видно, да и не дует. Места вокруг много. Чум высокий, навскидку – метров пять, а в диаметре – где-то десять – двенадцать.