Оркестр внизу доиграл вступление и хор грянул:
«…Призыв – как громовой раскат, Как звон мечей и волн набат: Вперёд, смелей, станет в строй Чтоб Кайзер Райх закрыть собой?…»– Словно домой попал! – восхитился фон Зеггерс. – Знали бы вы, сколько раз нас встречали «Стражей на Рейне» и в Нордхольце, и на других базах! Правда, я всегда предпочитал вальс «Голубой Дунай»…
«…Зов сотни тысяч всколыхнёт, В их взорах пламень полыхнёт; И юный воин рвётся в бой, Чтоб Кайзер Райх прикрыть собой…»– А слова-то другие. – заметил штурман Зелински. Он, как и прочие члены гости с L-32, включая даже раненого британского пилота, высыпали на балкон ходовой гондолы.
– Точно. – согласился фон Зеггерс. – У нас пели: «На Рейн, на Рейн, кто станет в строй, немецкий Рейн закрыть собой?»
– А всё остальное один в один, и музыка и слова. И не подумаешь, что у вас тут два с половиной века прошло…
– Видимо, есть вещи, которые не меняются. – вставил профессор. Он не отказал себе в удовольствии понаблюдать за торжественной церемонией с самого удобного места.
– Видимо. – согласился пруссак. – У нас говорили: Всё в мире боится времени, а время боится пирамид.
– Пирамид?
Начальник экспедиции удивлённо глянул на собеседника.
– Странно, что вы об этом заговорили…
– Лет черед двадцать после того, как вас сюда занесло, в Германии, да и во всей Европе вошла в моду наука о древностях, археология. Множество народу кинулось в Египет – раскапывать мумии и обшаривать пирамиды.
– Я не о том. – Профессор сделал нетерпеливо дёрнул щекой. – Хотя, о земных пирамидах я, конечно, знаю. Даже видел изображение в одной из книг, из числа тех, что попали к нам со Старой Земли. Там ещё говорилось о полководце, который дал сражение у их подножия. А потом ему, якобы, не понравилось лицо огромной статуи, стоящей стояла рядом, и он велел расстрелять его картечью из пушек.