— Его нельзя убить просто, как всех, — продолжила Ринада. — Расскажи нам, гресса Ильридана, подробнее, — попросила она с очень невинным видом.

За столом остывали блюда, но все с интересом уставились на Чернушку.

— У моего друга смерть находится в яйце, — ответила она, обводя глазом собравшихся.

Овор стал нервно смеяться.

— Это небось сам Дар сказал? — спросил он.

— Ну да.

— Все, хватит! — Я хлопнул по столу ладонью. — Чернушка, не рассказывай больше никому ничего, ни что было, ни откуда ты. Поняла? Давайте ужинать.

— Поняла, — ответила девушка.

— Узнаю, в каком — отрежу! — прошипела Вирона.

— Опоздала, дорогуша. Уже, — как ни в чем не бывало продолжила берка и хотела еще что-то добавить, но я наложил на нее безмолвие. Люто посмотрел на Рону, открывшую было рот, и стал есть.

— Ринада, если вы продолжите эту тему, то я наколдую вам длинный-длинный нос, — шутливо пригрозил я. — А тебе, Чернушка, зашью рот, — и подпустил в ментал немного страха.

Все сразу поверили. Дернул же меня леший вспомнить сказки, обругал я себя. Сколько они всего теперь надумают, представить страшно. Верно у нас дома говорили: слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

Ели молча и искоса бросали на меня взгляды. Берка сидела со слезами на глазах, а Рона победно ухмылялась. Ну точно, у них война, только вот что они не поделили? Если меня, то я повода не давал. Или тут соперничество, кто милее, кто румяней и белее? Вполне возможно, борьба за первенство. Теперь тут и Чернушка появилась, ох, не завидую я Овору. Несмотря на думки, я ел с аппетитом и нахваливал:

— Здорово тут стали готовить! Спасибо, Лия, накормила.

Девушка зарделась от удовольствия.

— Чернушка, — я не стал называть ее прежним именем, как все, для меня она оставалась Чернушкой, — останешься здесь, в поместье, будешь заниматься магической защитой. Твой начальник — дядька Овор. Поняла?

— Поняла. Магическая защита, подчиняюсь грессу Овору, никому ничего не рассказывать. Когда заберешь меня к себе?

Все это она выложила на одном дыхании. А я в такт словам согласно качал головой и, когда прозвучал последний вопрос, не сразу понял, о чем он. Повернулся к ней всем телом и удивленно на нее посмотрел:

— Куда к себе?

— Ты меня бросаешь? — Теперь у нее на глазах навернулись слезы, взгляд был по-детски беспомощным и полным неподдельного горя. А я не знал, что делать. Я ее забрал из привычного мира. Переделал, как мог, и она знала только меня в этом мире, где я стал для нее неким якорем, за который она зацепилась, островком безопасности и комфорта. А вот что дальше, я придумать не мог.