Где-то через пару часов мы приехали в пункт назначения. Из ворот вышел охранник-нехеец, прищурившись, присмотрелся к гостям и, узнав Борта, радостно заулыбался. А когда увидел меня, вылезающего из коляски, то, широко раскрыв глаза, завопил на всю округу с восторгом религиозного фанатика, который вдруг увидел сошедшего с неба Христа.

– Чудо-о! – От его крика вороны, дремавшие на заборе, вспорхнули и, возмущенно закаркав, стали кружиться над поместьем. – Малыш-барон вернулся-а!

Рабэ, не ожидавшая такой встречи, испуганно оступилась и рухнула спиной с подножки, я еле успел подхватить ее на руки и повернулся к старому нехейцу, чтобы попросить того не кричать. Еще мне резануло слух слово «малыш». Прозвища так и цеплялись на меня гроздьями. Старое «малыш» еще не отлипло, а новое «студент» уже прицепилось как репей. Я с замиранием сердца подумал, что будет, если молва о смерти, спрятанной кое-где, принесет мне новое погоняло. Но додумать эту мысль не успел. Луженая глотка стражника прокричала с еще большим восторгом:

– И с новой бабой на рука-ах! Я же говорил, малыш с пустыми руками не вернется! – Этот глашатай моего возвращения не только орал, но и пританцовывал.

Сзади на козлах сидел и ржал Борт. Рабэ, чтоб ей в аду гореть, вцепилась мне в шею и не желала слезать. Я силился ее отодрать от себя, и между нами завязалась борьба.

– Мне страшно, ваша милость! – повторяла она, и я видел, что она не врет. Наконец после нескольких секунд борьбы я все-таки отодрал ее от себя и поставил на землю. Поправил сбившуюся одежду и приказал:

– На меня не залезать, идти следом. Помни, ты – служанка.

Во двор на крик старого дружинника сбежались все обитатели поместья. Впереди стоял Овор, на его лице менялась гамма чувств, царивших на этот момент в его душе. Радость от моего прибытия сменялась скорбью, когда он смотрел на девушку, скромно стоявшую рядом. Он беспомощно оглянулся, ища поддержки у эскорта девушек, и те ее выказали. Только Гради-ил почему-то покачал головой и отступил подальше.

– Что он творит! – дрожащим, полным возмущения голосом, еле сдерживаясь, негромко воскликнула Вирона. Она почти плакала. – Я его точно убью!

– Я тоже! – Это подала голос Ганга. Она была уже не в костюме орчанки, отправившейся в поход, а в красивом черно-белом платье. Эта показывала свои клыки. – Только я его загрызу!

– Друг, – обратилась ко мне Чернушка, – я тоже надеялась, что когда-нибудь ты обратишь на меня внимание, но ты все время привозишь новых девушек. Тебе что, нас мало? – И она обняла руками плечи своих подруг. – Я обещала тебя зарезать, но я убью ее, – она указала лезвием ножа на Рабэ, – и любую другую, которую ты привезешь еще.