Но это будет еще впереди, а пока патрикий Кирилл, еще не ведая о той ноше, которую на него собирается взвалить великий архонт Серегин, заплатил за все вперед, после чего удалился в свой номер и, последовав совету госпожи Ники, безмятежно завалился спать, компенсируя себе прошлую бессонную ночь и дневную нервотрепку. Проснулся он только тогда, когда в дверь постучались Гликерия и Кира, которые принесли ему ужин. Разгрузив на стол два массивных подноса с блюдами, тарелками, мисками, кружками и кувшином вина, они предупредили, чтобы патрикий Кирилл был наготове и никуда не уходил, потому что, как только они закончат со своими обязанностями в трактире и разведут по номерам его спутников остальных служанок, по сигналу гашения огней они, как и договаривались, поднимутся вдвоем к нему в номер и посмотрят, сумеет ли такой симпатичный наездник объездить двух молодых диких кобылок.

За час до полуночи так все и произошло. Орлик и Циала уже давно миловались в своей комнате, готка по имени Авило (Соломка) оказалась в комнате, которую занимал германец Вольфганг, славянка Румяна пошла в комнату Лютого, персиянку Назию (Оптимистку) отправили к булгарину Темиру, а дочки трактирщика, как и обещали, вдвоем оказались в номере патрикия Кирилла. Сначала патрикий собирался сосредоточиться только на старшей сестре, достаточно пышной, но и у младшей тоже все оказалось вполне себе на месте, просто не таких выдающихся размеров, и ему пришлось разделить свое внимание сразу между двумя красавицами.

Вскоре соглядатаи, сидевшие у стены под окнами комнаты патрикия, услышав страстные стоны, окончательно уверились, что тот, за кем они поставлены следить, полностью увлечен, и теперь до самого утра не покинет гостеприимный трактир.

Тем временем у лодочной переправы, закрытой по причине ночного времени, на грани рукоприкладства и поножовщины лаялись ескувиторы патрикия Руфина, схоларии магистра оффиций Евтропия и стражники городского эпарха. Как самые фешенебельные, навороченные и позолоченные, победили ескувиторы, которые, несмотря на возражения, что переправа в ночное время может быть опасна, тут же начали орать на заспанных лодочников, чтобы те поскорее перевозили их на другой берег в Галату. Перевозить пришлось в три рейса, так как позолоченных болванов было чуть меньше трехсот голов, а лодок всего двенадцать, и каждая лодка, помимо трех лодочников, двух гребцов и рулевого, брала только восемь человек.

Но долго ли коротко ли, воинство патрикия Руфина к часу ночи полностью переправилось на другую сторону бухты, построилось в колонну, и с факелами, во главе со своим напыщенным, как павлин, предводителем, шумно топая, отправилось к «Золотой Барабульке». Шум и лязг на узких улочках Галаты стоял такой, будто целая стая собак тащит за собой ворох ржавых консервных банок. Из темноты за ними следили и облизывались ночные работники ножа и топора. Было бы этих эскувиторов двое-трое – вершители ночной справедливости уж точно сумели бы обработать их по высшему разряду; но триста сразу – это был перебор. Благодаря своей многочисленности толпа ескувиторов без происшествий дотопала до «Золотой Барабульки», и магистр Руфин принялся лупить кулаками в крепкие дубовые двери, громкими воплями требуя немедленно отворить их перед императорской гвардией ради поимки важного государственного преступника.