— Все хорошо, Джефф. Все в порядке, — я держала его крепко, стараясь не бояться того, что с ним будет дальше.

— Он быстро гаснет, — подойдя ближе, сказала Клаудия. — Нужно вколоть ему адреналина.

В ее руке появился шприц.

Кристофер схватил ее за запястье сразу же, как я закричала:

— Ничего в этом отсеке не трогать!

Клаудия смутилась.

— Здесь все подозрительно, — продолжила я уже спокойней. — Беверли не шутила, Йейтс хочет стерилизовать Джеффа и Кристофера. Джеффу нужен адреналин, но нужно взять его где-то еще.

— У нас нет времени, — Клаудия покачала головой.

Я не могла позволить Джеффу умереть, не могла его потерять. И откуда-то знала, что для этого нужно сделать. Обхватив его лицо ладонями, подняла голову, чтобы он увидел мои глаза.

— Джефф, малыш, все нормально. Просто смотри на меня и только на меня. Я знаю, все эти эмоции и чувства, все это больно. Но сейчас никто не желает твоей смерти, малыш. Ну, давай, ты сможешь закрыться от них.

— Не могу… сгорел… — Мартини закрыл глаза.

— Джеффри Стюарт Мартини, ты немедленно откроешь глаза и посмотришь на меня, — он потрясенно, выполнил приказ. — Ты знаешь, как ставить блокировку. Я знаю, что ты устал, но это не вариант. Йейст еще где-то рядом. Если ты умрешь, он выиграет. Ты обещал мне, что никогда не позволишь ему сделать это.

— Мама? — прошептал Кристофер.

— Тише, — сказала Лоррейн и положила ладонь ему на плечо.

Я видела попытки Мартини и видела его неудачи. Мои попытки подтолкнуть его тоже ни к чему не приводили, хотя я пыталась, как Беверли, направлять ему хорошие и светлые эмоции, а не те, что причиняли боль.

Я сосредоточилась на мысли, что рядом со мной он должен чувствовать себя в безопасности, счастливым, умным, забавным и симпатичным. Я сосредоточилась на том, как мы с ним занимались любовью, и какие чувства пришлось нам при этом испытать. Я подумала о Кристофере и о том, что братья значили друг для друга.

— Ты не можешь оставить нас, Джефф, — прошептала я. — Ты нужен нам обоим.

Могло помочь, но этого было недостаточно.

— Позаботься о нем. Ради меня, — прохрипел Мартини.

Я должна удержать его. Была одна вещь, которой я до сих пор не позволяла вырваться из меня. Стоило и самой себе признаться, что это чувство — настоящее. Я подумала о том, каково это будет, жить без него после этих двух безумных дней и как я вообще жила раньше, без него. Было слово для этого чувства, но я боюсь его произносить, потому что не уверена, что это не обыкновенная похоть.