Никогда в жизни он не видел на человеческом лице такого выражения – смеси предельной ярости, боли и страха. Похоже, слышать свое имя страховщику было невыносимо.
«Румпельштильцхен», – подумал Хант. И, недолго думая, заорал во всю глотку:
– Ральф Харрингтон! Ральф Харрингтон! Ральф Харрингтон!
И снова его ждало разочарование. Страховщик не исчез в клубах дыма, не провалился сквозь землю, как сказочный гном. Однако вид у него был ошарашенный – и, не зная, что еще придумать, Хант снова и снова повторял его имя:
– Ральф Харрингтон! Ральф Харрингтон!
Хорхе и Джоэл у него за спиной подхватили как заклинание:
– Ральф Харрингтон! Ральф Харрингтон!
Выкрикивая имя страховщика, Хант отчаянно соображал, что делать дальше. Найти и сжечь свидетельство о рождении? Может, это его убьет? А как же другие полисы? Пока Харрингтон застрахован от всего на свете, он неуязвим…
– ЭТО НЕ МОЕ ИМЯ! – страшным голосом проревел страховщик.
Вдруг Ханта осенило.
– А
Никогда прежде Хант не слышал подобных звуков – и предпочел бы не слышать и впредь. Имя – сразу и скрип, и металлический скрежет, и пронзительный вопль – донеслось до них из самых глубин ада. Ни человеческое, ни звериное горло не могло бы издать такой звук; но у Ханта мелькнула мысль, что язык этот ему знаком. Слова этого языка он видел выведенными на пергаменте. И сжег.
И вдруг – страховщик изменился. Гнев и ярость покинули его; он замер, устало ссутулившись, глядя в пол. Не громила великанского роста, а снова неприметный человечек с дряблым, оплывшим лицом. Тот ничем не примечательный торговец страховыми полисами, что полгода назад впервые постучался к нему в дверь.
Он начал таять в воздухе.
И дом его таял вместе с ним. Исчез душ, побледнела раковина, растворилась в воздухе дверь в спальню. Уютная квартира вновь стала сырой пещерой. Телевизор превратился в патефон, патефон – в дикарский барабан, барабан попросту исчез. Даже стены меняли цвет, и грот из темного вулканического камня скоро превратился в пустую известняковую пещеру.
Страховщик был еще виден, еле-еле. Облик его тоже менялся: он сморщивался, усыхал и все менее походил на человека. Скорее на тех существ, что друзья видели в «офисе». Только выглядел немного иначе: они были безмерно стары – он юн и еще не тронут временем.
А потом он исчез.