– Я так и думал поступить, пока в Огайо не объявился твой дружок.

– Мой дружок?

– Сорен Йохансен. Помнишь этого сукина сына с ножом?

– Сорен? Он здесь? Откуда ты знаешь?

– Я знаю, потому что задействовал всех, кто был передо мной в долгу. Мы просканировали камеры по всей стране. Никто не может безнаказанно убить моего напарника, и мне плевать, что вот-вот может начаться третья мировая. При нынешней ситуации я могу снимать информацию только с общественных камер наблюдения – правительственные учреждения, аэропорты…

– Аэропорты?

Куин услышал его интонацию и спросил:

– Ты сказал, что ты в Акроне – где именно? Не в «Фултон интернешнл»?

– Не мог попасть в Кливленд – город закрыт, поэтому приземлились здесь.

Последовала долгая пауза.

– Не знаю, как тебе об этом сказать, но то же самое сделал и Сорен.

Купер почувствовал напряжение в груди, необычное внезапное давление. Его сердце словно заело – удар, а потом ничего, как несостоявшийся чих. Животная паника нахлынула на него, закололо пальцы, потом сердце снова заработало, застучало, теперь быстро. В глазах у него помутнело, он откинулся на спинку пилотского сиденья.

– Куп, ты где? – забеспокоился Бобби.

Это был не страх, хотя и страх присутствовал тоже. Это было что-то механическое, словно его сердце выбилось из ритма.

«Наверное, залатанная покрышка не так крепка, как целая».

Он сосредоточился на выравнивании дыхания и ответил:

– Слушай, если он здесь, то он прилетел за Итаном.

– Это серьезно. Вот поэтому у меня нет выбора – только послать к нему полицию.

Купер задумался. Может, и в самом деле, пусть поможет полиция. Необязательно же ему спасать мир в одиночку. В особенности теперь.

Потом он вспомнил сцену в ресторане. Ту легкость, с какой Сорен расправился с хорошо подготовленными охранниками Эпштейна. Добавить к этому перепуганного отца с пистолетом, человека, который понятия не имеет, в какой водоворот попал. Расшевелить кучку провинциальных полицейских, которым только дай немного развеяться. Это будет катастрофой.