УжасыОперация «Артефакт»стр 234
Светлый фон
(Балашов) – Так вот, после всего случившегося он втемяшил в свою башку, что ему для того, чтобы начать жить заново, надо обязательно побывать у истоков своего рода. По правде сказать, меня это нисколько не удивило. Ещё его дед, мой наставник и учитель, Бурмистров Пётр Васильевич, царство ему небесное, в своё время рвался в те края. Рвался, рвался, а добраться туда так и не смог. Помню, бывало, сидим мы с ним на каком-нибудь дальнем аэродроме, ждём, пока пурга закончится, а он мне всё про эту Карпиху байки рассказывает. И рассказывал так, будто он там действительно бывал.

Я с ним пролетал двенадцать лет. Он, можно так сказать, меня на «крыло поставил». И знаете, было в нём что-то такое, что простыми словами не описать. Вот представьте. Было это в году, если память мне не изменяет, в 1968. Мы тогда всё лето проработали в Игарке. Летали на Ли-2. И в ледовую разведку летали и пассажирским бортом до Красноярска. В общем, куда скажут лететь, туда и летели. Под конец командировки был у нас очередной пассажирский рейс в Красноярск. Рейс, прямо скажу, длинный, 1300 километров в одну сторону, по расписанию выходило 8 часов 45 минут. А что вы хотите, скорость у Ли-2 всего-то 290 километров в час при условии, что ветер не встречный. Как всегда, самолёт забили под завязку: 14 пассажиров с багажом, топливо и почта. По прогнозам синоптиков, на всём маршруте не единого облачка. Как говорят у нас в авиации: «Погода на миллион». Долетели до первого промежуточного пункта в Туруханске. Заправили топливные баки, вырулили на взлёт, и тут Бурмистров заявляет, что он не полетит по метеоусловиям. А вокруг, куда ни глянь, солнце и синее небо. Что там началось, вам не передать. Оказалось, что с нами из Игарки летел какой-то начальник в высоких чинах. Так вот, ему срочно надо было быть этим вечером в Красноярске, чтобы успеть на самолёт до Москвы. Потому что назавтра у него был доклад в ЦК партии. Он Бурмистрова за грудки тряс, трибуналом грозил, а Пётр Васильевич стоит на своём, говорит: «Не полечу, и всё!».

Я с ним пролетал двенадцать лет. Он, можно так сказать, меня на «крыло поставил». И знаете, было в нём что-то такое, что простыми словами не описать. Вот представьте. Было это в году, если память мне не изменяет, в 1968. Мы тогда всё лето проработали в Игарке. Летали на Ли-2. И в ледовую разведку летали и пассажирским бортом до Красноярска. В общем, куда скажут лететь, туда и летели. Под конец командировки был у нас очередной пассажирский рейс в Красноярск. Рейс, прямо скажу, длинный, 1300 километров в одну сторону, по расписанию выходило 8 часов 45 минут. А что вы хотите, скорость у Ли-2 всего-то 290 километров в час при условии, что ветер не встречный. Как всегда, самолёт забили под завязку: 14 пассажиров с багажом, топливо и почта. По прогнозам синоптиков, на всём маршруте не единого облачка. Как говорят у нас в авиации: «Погода на миллион». Долетели до первого промежуточного пункта в Туруханске. Заправили топливные баки, вырулили на взлёт, и тут Бурмистров заявляет, что он не полетит по метеоусловиям. А вокруг, куда ни глянь, солнце и синее небо. Что там началось, вам не передать. Оказалось, что с нами из Игарки летел какой-то начальник в высоких чинах. Так вот, ему срочно надо было быть этим вечером в Красноярске, чтобы успеть на самолёт до Москвы. Потому что назавтра у него был доклад в ЦК партии. Он Бурмистрова за грудки тряс, трибуналом грозил, а Пётр Васильевич стоит на своём, говорит: «Не полечу, и всё!».