Он как раз закончил переодеваться, когда интерком звякнул, и на экране появилось лицо норвежской ассистентки Ямады. Женщина выглядела так, словно минуту назад завершила боксерский поединок, левый глаз ее закрывал большой синяк, на правой щеке виднелся большой кусок пластыря. В глазах ее пылала ярость.

— Доктор Денавер. Вас просят пройти в лабораторию. Немедленно.

Она исчезла с экрана, прежде чем Шэн успел открыть рот.

— Что вы думаете о врачебной тайне?

Этот вопрос его не удивил. Врачам его специальности его задают чаще, чем остальным. Что-что, а проблемы с сознанием люди предпочитают держать в секрете любой ценой.

— Это вторая важнейшая вещь в нашей профессии, — ответил он дипломатично.

Ямада слегка улыбнулся:

— Наверняка скажете, что первая — это благо пациента? Я ошибаюсь?

— Нет, профессор, не ошибаетесь.

Минуту они мерялись взглядами. Последняя стычка поставила их по разные стороны баррикады, и ни один, ни второй не имели намерения притворяться, что все — иначе.

Они сидели в опустевшей лаборатории. Единственное освещение давал бледный отсвет от монитора, перед которым сидел Ямада. Все остальное растворялось во тьме.

Японец продолжал легко улыбаться.

— Я хочу, чтобы вы кое-что увидели, доктор.

Экран перед Шэном осветился, показав картинку с одной из камер лаборатории. Барбару окружал рой людей. Одни подсоединяли ей капельницы, другие пристально всматривались в мониторы, рядом попискивало какое-то оборудование.

Два доктора подплыли к пациентке и осторожно сняли с нее каску.

— Отключайте ее, — скомандовал один из них.

И вдруг женщина дернулась, бессильно махнула рукой — шлем, выбитый из рук врача, полетел к потолку — после чего тихо вздохнула: как-то душераздирающе и обмякла в поддерживающей ее упряжи. Звук аппаратуры, которой Шэн не видел, начал ускоряться, пока не перешел в высокий, сверлящий писк.

— Приступ! У нее приступ! Дефибриллятор!!!

Несколько врачей подскочило к женщине. Шэн поймал себя на том, что, глядя на бьющееся под разрядами тело, сжимает кулаки.