* * *

Проблема заключается еще и в том, что нет «единого Лема», с которого можно снять объективную мерку. Лем менялся, в конце отказавшись от НФ, в рамках которой он начинал творить, — но именно эта его «юношеская» фантастика, благодаря красочному стаффажу и крепкому сюжету, оказывается наиболее понятна современному читателю (и читателю-писателю). На противоположной стороне спектра — теоретико-философские труды позднего Лема, эссеистские и параисторические концентраты мысли с плотностью нейтронной звезды, обычно лишенные даже скелета интриги, отмытые от влияющей на воображение конкретики сценографии и гаджетности.

Здесь уже нет возможности наследовать форму; здесь «писать как Лем» по необходимости значило бы писать на аналогичные высокоинтеллектуальные темы, в подобном ригоризме разума и интенсивности воображения. Мало того что в данном случае перед авторами встает требование, как минимум, обладать искрой гениальности. Это еще и выталкивает их за рамки художественной литературы, в земли философии и союзные ей страны.

Между тем существуют читатели, верные именно такому Лему: главным образом, представители старшего поколения, отчалившие уже — согласно поздним декларациям самого Лема — от научной фантастики как жанра. «Я не читаю фантастику — читаю Лема». Для них данной антологии соответствовал бы сборник оригинальных трудов новых Хофштадтеров, Пенроузов и Типлеров.

Что же делать? Вывести «идеального Лема» дедуктивным способом невозможно. Руководствуясь здравым принципом «золотой середины», мы могли бы дистиллировать своего рода оптимум «лемовости» — ту точку в творчестве Станислава Лема, которая представляла бы как можно более полный набор качеств, определяющих исключительность его прозы, видимой сегодня с дистанции в несколько десятков лет и в образе завершенного наследия.

Выбор, естественно в определенном смысле, будет арбитражным. На мой взгляд, ближе всего к такому оптимуму был «Лем средний», из 1960-х: уже выросший из НФ-коммунизма и маринистического героизма, но еще не окаменевший в асюжетном теоретизировании. На какую форму и какое содержание опереться?

Обратимся к источнику. Станислав Лем так писал в «Фантастике и футурологии», изданной в 1970 году:

«Нет никакой непременной связи между литературной темой, объектами и событиями, которые она в произведение вводит, и значениями этого произведения: то, что происходит между святыми на небе, может в такой же степени считаться как агиографией, так и антиметафизической литературой; эротическими отношениями можно изображать и наш, и другой мир, компьютеры могут служить и футурологическому видению, и насмешке над актуальными характеристиками общества, у которого нет ничего общего ни с интеллектроникой, ни с каким-либо будущим; дьяволами удается весьма успешно проиллюстрировать качество человеческой судьбы или утверждать манихейскую концепцию бытия и т. п. К тому же может быть так, что объекты и научные понятия не служат в произведении ни физике, ни метафизике, что использование их оказывается чистым жонглерством, забавой, проигрываемой в веселой либо жуткой тональности»[1].