— Бармалей! — заорал он в эфир. — Беглый огонь поверх наших голов!!! Иначе нас раздерут на части! Заслон! Назад!!! Перекатом!!!
Ладонь одного из штурмовиков бесцеремонно ударила Виолетту по гермошлему, и она торопливо отвернулась от отбивающегося от преследователей заслона, усиленно перебирая ногами.
— Док! Заслонку закрой! — прокричал ей боец. — «Очаровашки» сожрут! Не оглядывайся! Беги, как только можешь!
Она судорожным движением загерметизировала дыхательный фильтр и выкрутила регулятор подачи аварийного кислородного запаса. Сзади с грохотом вспыхнул ещё один взрыв и беспорядочно ударили автоматные очереди. Провожатые вновь подхватили её под руки и рванулись вперед так, что ноги Виолетты не успевали касаться поверхности и били по густому и смертельно опасному кустарнику. В лицевой щиток гермошлема ударила невесомая сыпь, и она услышала тихий шелест, словно кто-то неторопливо посыпает её мельчайшим песком. С минуту все бежали молча, выжимая из себя последние силы в попытке выжить, потом в эфире раздался душераздирающий крик. Разъедаемый заживо человек, захлебываясь собственной кровью, надрывными воплями умолял о помощи, но быстро захрипел и замолк. Виолетта зажмурилась от ужаса, пытаясь прогнать застывший в ушах предсмертный крик. Все эти люди погибли из-за неё. Из-за её глупого тщеславия. И сколько ещё погибнет! Она с трудом подавила захлестывающую сознание истерику. Сейчас не время быть обузой для тех, кто не щадит своих жизней, пытаясь сохранить её.
— Ерш! — заорал в эфире Бармалей. — Бегите! Патронов бо… — от близкого взрыва радиоэфир затрещал помехами, — …ше нет! Бегом! Бегом!!!
Поляна «очаровашек» закончилась неожиданно. Бойцы с размаху внесли Виолетту в заросли токсичной растительности, опустили на ноги и тут же потащили за собой дальше.
— Беги, док! — задыхаясь, выкрикнул один из них, — нельзя останавливаться! «Очаровашки» должны выветриться! Не открывай фильтр!
Они пробежали по пологому горному склону ещё метров триста, и Виолетта, потеряв последние силы, зацепилась за трухлявый валежник едва волочащимися ногами и рухнула, словно подкошенная. Штурмовики по инерции проволокли её за руки пару метров, потом взвалили на плечи и понесли дальше, но тут в эфире появился Ершов.
— Всем! Ко мне! — инвазивный лейтенант говорил, тяжело дыша, — кто с доком? Давайте её сюда.
Ершов оказался всего в десятке шагов позади них. Его скафандр был густо залит кровью и ядовитым растительным соком и в мутном желтом свете нашлемного фонаря представлял собой жуткое зрелище. Многие подсумки были разодраны в лохмотья, резинопластик нес на себе множество борозд от зубов, когтей и ножевых порезов, на гермошлеме виднелась крупная вмятина.