– Пишу письмо маме. А ты никому не хочешь написать? Хотя бы Лике и Кире.

– Еще чего! – Тед смущенно добавил: – Будут же читать и реветь.

– Можно подумать, без письма не будут!

– Не-а, будут злиться: вот засранец, даже перед смертью поленился строчку черкануть! Кстати, почему письмо, а не видюху или вообще позвонить? Быстрее и нагляднее!

– Потому что, – Полина вымученно улыбнулась, – тут уже я боюсь разреветься.

* * *

Не прошло и получаса с ухода доктора, как кардиомонитор Ланса тревожно запищал, сообщая о нарушении сердечного ритма.

Вялый, только чтобы спугнуть тишину, разговор оборвался на полуслове. Девушка выронила блокнот и вскочила, готовая бежать за Вениамином, но писк умолк, и по экрану снова поползла зеленая изломанная линия.

Минута – и новый сбой.

– Не надо, – внезапно остановил Полину Тед.

– Что?

– Ты же слышала – док все равно ничего не сможет сделать.

Девушка медленно опустилась обратно на стул. Взяла в ладони кисть Ланса, оказавшуюся неожиданно холодной, хоть пока и не ледяной, и тихонько, прощально ее погладила.

Ритм снова наладился. Разговор – нет, и напряженное ожидание очередного, скорее всего последнего писка изматывало нервы сильнее, чем он сам.

Прошло десять минут, пятнадцать. Полина попыталась вернуться к письму, но дело совсем разладилось. Куча перечеркнутых, а потом и вырванных из блокнота листов росла.

– Давай лучше в карты сыграем, – предложил пилот, наблюдая за творческими муками подруги. – На годовую зарплату. И интерес будет, и отдавать не придется!

Полина с досадой выдрала очередной лист, скомкала и запулила точно в лоб Теду.

– Слушай, тебе что, совсем не страшно?

– Трындец как страшно, – охотно признался пилот. – А что, разве не видно?

– Видно, – подумав, согласилась подруга. – Шутки у тебя совсем идиотские стали.