Все равно будут угождать, не мне, так другому. И что если это будет человек, озабоченный не судьбой Кратоса, а личной выгодой? Что если ему приглянется чужой бизнес, чужой дом, чужая жена? Как часто мы принимаем тактически верное решение, чтобы потом расплачиваться за это долгие годы.
Сейчас не отправляют на войну, как Давид отправил Урию. Сейчас судят по закону, но Давида хватило хотя бы на то, чтобы покаяться.
Когда же мы станем гражданами, а не рабами? Не все, конечно, я реалист. Страна, в которой 10% населения граждане, – уже Империя Солнца!
Ройтман утешает и баюкает мою совесть, утверждая, что после Психологического центра можно смело снимать все обвинения. Это как христианская исповедь – смывает грехи. Хочется ему верить. В конце концов, свою работу он сделал.
Мои часы тикают все быстрее. Оставаться без преемника больше нельзя. Я завещаю ему позаботиться о Юлии и Артуре, пока они живы, и не трогать Анри.
Мимо острова плывет стая цертисов – серебристые шары на фоне темно-синего неба. Теперь это тоже деталь пейзажа. Они заселяют опустевшие земли. Впрочем, земли им не нужны. Они заселяют оставшихся людей. Здоровые их, слава богу, не интересуют. Они сливаются с Преображенными. Я не препятствую, рассматривая это как форму симбиоза.
Судя по всему, к возникновению Т-синдрома они действительно не имеют отношения, хотя никто еще не доказал, что цертис не может написать сложный код. Наверняка может, и посложнее, чем человек.
Очевидно лишь то, что симбиоз с цертисом активизирует верхние чакры, и это во благо. Такие Преображенные живут несколько дольше, и управлять ими приятнее, они куда мудрее и менее агрессивны. Но и это не спасает от смерти. Я уже нескольких проводил в храм.
Это часть религии метаморфов. Проводить в храм может только теос с активизированными верхними чакрами. Меня просят часто: слава, почет, честь для семьи. Я соглашаюсь редко, только для старых друзей и тех, кто много сделал для империи. Не самое приятное занятие провожать в последний путь.
Сумерки. Зима: солнце садится раньше обычного, хотя эта разница ощущается здесь не так явно, как в Кириополе.
Я стою у причала. Охрана мнется поодаль. Здесь у меня назначена встреча.
Метаморфы не признают гравипланов, думаю, боятся удара с воздуха. На Ихтусе нет посадочной площадки. Туда можно только приплыть на катере.
– Государь, – услышал я и обернулся.
В трех шагах от меня склонил голову Саша Прилепко. Его черты плывут, как у всех нас на последней стадии болезни. Но что-то позволяет мне его узнать. Человек не внешность, теос – тем более.