— Я возразил, что не вру, — продолжил Федор Геннадиевич, — и сказал, что, если он мне не верит, я готов пройти через допрос под БП. Он кивнул, сказал: «Ладно, только вас врач должен посмотреть. Если нет противопоказаний, будет вам БП». Было уже поздно, около восьми вечера, и он сказал, что сегодня мы уже ничего не успеем, и он меня на сутки задерживает. Тюремный врач посмотрит, если все в порядке, завтра будет допрос под БП. А там по результату. Спросил еще, признаю ли я себя виновным. Я сказал: «Нет, конечно». И скинул ему на протоколы мою электронную подпись, как он просил. Потом он дал полчаса на общение с адвокатом. Я сказал Роберту Наумовичу, что говорил правду, что вообще не понимаю, в чем дело. Он сказал, что верит мне. Спросил, были ли у меня проблемы с сердцем. Я сказал: «Никогда». Он: «Ну, тогда все в порядке. Это единственное серьезное противопоказание против допроса под БП. Не волнуйтесь, завтра все выяснится».

— И вас отвели в тюрьму?

— Да. Обыскали там, все отобрали, и меня действительно осмотрел врач, потом в душ отправили, потом надели контрольный браслет…

— Врач про сердце говорил что-нибудь? — поинтересовался Нагорный.

— Нет. Сказал, что у меня, возможно, начинается депрессия. Спросил, в чем меня обвиняют. Я сказал. Он: «Угу, ну, это "А". Вас завтра отпустят, скорее всего. Через месяц где-нибудь, если будете на свободе, покажитесь психологу. Если будете в ПЦ, они там сами все увидят».

— Так, про депрессию сказал, а про сердце нет? — переспросил Александр Анатольевич.

— Да, — кивнул Привозин.

— А не спрашивали его, можно ли вам под БП?

— Нет. Честно говоря, я не услышал ничего про сердце и успокоился. А на следующее утро меня отвели к Салаватову, и он показал мне медицинскую справку, где было сказано, что у меня больное сердце, и под БП нельзя ни в коем случае.

— Дима, — обратился Нагорный к Дмитрию Николаевичу. — У тебя уже есть результат? Можно Федору Геннадиевичу под БП?

— Можно. Даже под обычный. А под это чудо техники вообще без вопросов, — и он кивнул в сторону биопрограммера у противоположной стены.

БП действительно выглядел не совсем обычно: более блестяще, более дорого, и излучатель не прямоугольный, как везде, а овальный.

— Ну, десяточку может и не стоит выставлять, — продолжил врач. — Но ее никому не стоят выставлять. Откуда они взяли проблемы с сердцем, ума не приложу. Все совершенно в норме. А вот депрессия есть. Клиническая депрессия. Не лечили, Федор Геннадиевич?

— Нет, но я не жаловался.

— Психолог смотрел хотя бы?

— Да, где-то через месяц после ареста. Он про депрессию сказал. Сказал, что может выписать мне лекарства, если я хочу, но пока можно обойтись. Я сказал: «Обойдусь».