Отец поднял руку, манжета куртки опустилась и обнажила контрольный браслет.

— Не подскажете, как распилить?

— Говорят, есть способы…

— Угу! Нужен специалист из Республиканской армии Тессы, полная фильтрация крови с заменой всех модов и пара пластических операций. Я понимаю, что для вас это был бы замечательный сюжет, но, увы, не в моем возрасте.

— Какие ваши годы, господин Вальдо? Вам сорока нет!

— А это вы у Артура спросите. Он уже говорил Ромеевой, что один день в ПЦ нужно считать за один год.

— Вы считаете, что Ромеева вам отомстила?

— Ни в коей мере. Она просто добрая женщина. Я ей благодарен. Смертного приговора больше нет.

— Анри, играешь на грани фола, — шепнул Ройтман отцу, когда мы заходили внутрь.

— Да где, Евгений Львович? — удивился отец. — Я просто упражняюсь в смирении.

Журналистов дальше порога, слава богу, не пустили. Эта «жизнь под прожектором» уже казалась мне обременительной.

— А что за месть Ромеевой? — спросил я. — Вы были знакомы раньше?

— Были знакомы, — сказал отец. — Она брала у меня интервью во время суда, и я был достаточно язвителен. Потом попросила об интервью перед казнью, и я ее послал.

— Журналисты иногда нуждаются в психокоррекции, — заметил Ройтман.

— Да нет, — пожал плечами отец, — Это у них профессиональное. Я не думаю, что она так злопамятна.

В моем представлении шериф — это такой толстый славный мужик, который поет чаем, кормит плюшками, а потом все равно делает, что должно. И это «что должно» может оказаться не самым приятным.

Местный глава полиции от шерифа курортной Аркадии отличался радикально. В кабинете нас встретил поджарый человек с сероватым лицом и холодным взглядом. Впрочем, холодный взгляд относился к моему отцу. Ройтману он любезно пожал руку.

— Очень рад знакомству в реале, Тихон Савельевич, — сказал Ройтман.

Вслед за ним шериф подал руку мне.

Рукопожатие было сухим и коротким.