— Да потому, мил-человек, что мутный ты какой-то, не просматриваешься, с какого боку на тебя ни посмотри. Не нулевой уже, но совсем уж мелкий, без серьезности, а снаряга такая, что не у каждого встретишь, и это я о старших говорю. А еще перезагрузок поблизости ни сегодня, ни вчера не случалось, да и не выглядишь ты опечаленным ходоком с респа. Значит, живчика успел похлебать, вон от избытка здоровья аж рожа трескается, без лишних вопросов все понятно. Да вот только фляги я у тебя не наблюдаю и споранов тоже не вижу. А еще у тебя из припасов лишь воздух в карманах, а он в наших краях ни к чему, его сколько угодно на каждом шагу забесплатно. Получается, где-то ты продуманный, бывалый, а где-то пустой, как нулевка с двумя девятками на счетчике, а так не бывает. Давай колись по-хорошему, где остальной хабар сбросил. Если миром отдашь, миром разойдемся — слово даю. Мы еще и подогреем тебя по малой, нехорошо человека пустым оставлять, чай, не зверье беспредельное, сами такими были когда-то.

Позади совершенно неожиданно оглушительно треснул винтовочный выстрел, и в тот же миг из плеча Чугуна вынеслось красноватое облачко выбитых пулей кровавых брызг. Дернувшись при попадании, тот, ни на миг не растерявшись, нырнул к земле, прячась за Рокки, с болью в голосе вскричав:

— Карась, вниз!

Совет запоздал, винтовка треснула еще дважды, и оба раза не впустую — словив пару пуль, Карась и правда спустился с обрыва, но не по своей воле, а подчиняясь силе земного притяжения.

Чугун же, вцепившись в Рокки и крепко прижимая его к себе, прошипел:

— Убил бы падлу! Дернешься, хана тебе!

Неловко вскинув одной рукой тяжелую винтовку, отобранную у пленника, выстрелил в кусты, злобно после этого проорав:

— Эй! Сколько вас там?! Еще один раз кто пальнет, я вашему мальчугану головешку отрежу на хрен! Притихли резко!

Послышался быстро приближающийся, ни на что прежде слышанное не похожий звук, Чугун вновь дернулся, роняя винтовку, с мычанием отпрянул от Рокки, завалился на спину, начал перебирать ногами, неловко пытаясь отползти к обрыву. Чуть ниже точки, в которой его шея переходила в плечо, торчал глубоко засевший черный меч.

Хорошо знакомый.

Рокки, поднявшись рывком, подошел к поверженному грабителю, грубо наступил на живот, стараясь поглубже вдавить каблук, присел, легко отбил вялую руку, пытавшуюся потянуться к ножу на поясе, пропустил сомкнутые запястья через черную рукоять, провел пластиком по кромке лезвия. Путы развалились, будто лазером перерезанные — острота Кусаки впечатлила.

Встряхнув освобожденными ладонями, с неожиданно для себя открывшейся злобой выдернул меч из раны, занес повыше, с силой опуская, выдохнул: