Может мне сегодня сказаться больной и в игру не ходить? Съезжу к маме, потом где-нибудь с Эммкой попьем кофейку, пройдемся по торговому центру…

Нет, нельзя, там сейчас такая напряженка…

Да и как бросить моих железных парней… да и парней вполне обычных… и Алекса?

Тут я осознала, что вся моя утренняя ипохондрия и нежелание идти в игру, как раз с ним то и связаны, вернее с его вчерашним выговором мне. Теперь-то я знала точно, что никакой особой симпатии у него ко мне нет, мы только соратники, члены одного экипажа, что даже не друзья, а так — попутчики на время сессии. Печально…

Но, тем не менее, из-под одеяла я себя выдернула и, подпихнув моральным пинком, отправила в душ и далее по заданному маршруту. Любит, не любит, обнимет, поцелует… пора заканчивать уже с этими гаданиями — осень на дворе, ромашки все завяли, зима скоро — да здравствуют душевная стойкость и холодный разум!

Большая кружка кофия, сваренного, конечно же, не машиной, а собственноручно в турке, поддержала настрой быть здравомыслящей дамой, придав бодрости телу и способности соображать мозгам.

Тренькнул гэдж, напомнив, что давно переполнен непринятыми вызовами. Ну, думается, сейчас самое время разобраться в них, а то опять вернусь домой под самую ночь и он у меня, насобирав еще, вдруг решит, что с него хватит и треснет. Там, в его закромах, оказалось штук десять звонков от Максика и один от мамы. Чему я крайне удивилась, так это отсутствию, как звонков, так и сообщений из полиции. Неужели правда пронесет и меня не вызовут на разбирательство к следователю?

«— А, ладно!» — отмахнулась я от этих мыслей, не трогают и хорошо — мне проблем меньше.

И набрала номер маман.

Она ответила сразу. После буквально второго звонка на голопроекции проявилась кухня родительского дома и сама мамулька, которая, так же, как и я, сидела за столом и пила из большой кружки. Вот только, скорее всего, там в ней не кофе, а какой нибудь чаек с травками.

— Привет, детка, — улыбнулась мне она. — Совсем куда-то пропала!

Конечно со стороны такое обращение одной молодой женщины к другой, которая выглядит практически так же, наверное, смотрится смешно. Да, мама родила меня совсем рано, и наша в двадцать с небольшим лет разница делает нас, считай ровесницами теперь, когда я уже тоже по всем показателям человек взрослый. Но, мама, есть мама, и для нее даже такая великовозрастная деваха, как я, всегда будет маленькой и любимой девочкой.

— Привет, мамуль, да вот, играю… ну, ты же знаешь.

— Знаю. Не очень одобряю, конечно, такое твое времяпрепровождение, но ты у меня девочка уже большая и я понимаю… — мама вздохнула тяжело, — что запретить тебе не могу это.