Рэй Олдридж. Врата Лиц
Рэй Олдридж. Врата Лиц
Джон Худой Волк вёл лодку на север, разрезая зелёную морскую гладь радужными брызгами. Солнечный свет впитывался в его спину; блокаторы боли сделали своё дело. Последний краснокожий был счастлив настолько, насколько может быть счастлив умирающий человек.
К полудню над горизонтом поднялись молотоголовые башни Запретного Города.
Под древними стенами он выключил двигатель. Течение медленно несло его вдоль поцарапанного легированного бока Города.
– Кем ты был? – крикнул Худой Волк, но Город не ответил. Он понял: одним из безмолвных.
Он дрейфовал. Он принял укол тканевого стабилизатора и кувшин сиропа с фруктовым вкусом, кроваво-красного и густого как мёд – его обед.
Он всё время испытывал жажду, а сироп делал её ещё острее. Мед-установка лодки запретила ему пить что-либо ещё.
– Индейцы не могут пить, – сказал он, глядя на пустой кувшин. Почки отказали неделю назад. На бедре он носил диализную муфту, которая присосалась к нему тысячью крохотных ртов, очищая кровь. «Индейцы вообще много чего больше не могут: не могут пить, не могут ссать, не могут спать. Не могут делать долгосрочные планы». Он бросил кувшин; тот разбился о Город. Осколки блестели в голубых глубинах, опадая по чёрному утёсу корпуса Города, и Худой Волк смотрел, как они исчезали с той же мрачной сосредоточенностью, с которой он теперь смотрел на любое событие, не зависимо от его незначительности.
Через некоторое время течение занесло его по изгибу Города в тень. Он поёжился и спустился вниз за курткой.
Когда он вернулся на палубу, течение несло судно к морским воротам Города, которые были обрамлены парой божеств, высеченных барельефом. Они простёрли сильно изогнутые, подобные летучей мыши, крылья, а их лица казались отчасти рептильными. Были они похожи на исчезнувших обитателей Города или были также чужды этой расе, как и многие людские боги человечеству?