— Ты уверена, что настоящая опасность исходит он Рэя Кинга? А не от тебя самой, способной рассматривать подобный поступок как возможный?

Какое-то время в салоне было совершенно тихо. Казалось, был слышен даже звук капель, стекающих по лобовому стеклу, словно лупа, увеличивающие в разы пойманные в свои сети отблеск фонарей.

Кэтрин отвернулась, глядя в окно.

Ох уж эта её привычка! Замыкаться в себе, отворачиваться, молчать. И поверху сознания, словно белый шум, какое-то молочное марево, через который моему разуму не пробиться. Он тонет в нём, теряется, как в тумане. И никак не понять, что стоит, что таиться за этим загадочным молчанием: мудрость или глупость, доброта или жестокость, слишком острые чувства или полное равнодушие?

— Ты прав. Я… не должна была… убийство любого человека ужасно. Даже такого, как этот. Но, с другой стороны, согласись, что от его смерти выиграли бы все. Возможно включая его самого.

С этим не согласиться было трудно.

— Пока человек живёт и дышит, у него есть возможность измениться.

— А это что-то значит?

— Видимо, да.

— Но ты же сам говорил, что на той стороне ничего нет? Что жизнь конечно?

— И в том и в другом случае она имеет значение. И в том, и в другом случае имеет значение её продолжительность. И в том, и в другом случае, есть ли у человека бессмертная душа или нет, чем позже умирать — тем лучше. А что касается Рэя Кинга, то он умрём не сегодня. Я за это отвечаю.

«Ты как всегда всё испортил», — поплыло предо мной в темноте насмешливое лицо Синтии. — «Ты как всегда всё испортил».

— И горжусь этим.

Призрак сестры развеялся.

На его месте оказались подъездные ворота и воротилы — обезьяны Кинга, способные испортить всё веселье.

И они спешили к вам со всех ног.

— Откройте ворота, — вальяжно распорядился я.

— Зачем мне это делать? — попытался хамовато ухмыльнуться один из верзил.

У него просто не то, чтобы был выбор. И пока его язык выговаривал то, что ему приказал его мозг, руки подчинялись моим желаниям — путь был свободен.