Год, мы пробыли здесь ровно год!.. Триста шестьдесят пять дней, которые были очень похожи — и одновременно непохожи — на наши земные дни. Год с того момента, как я открыл глаза, увидел голубое небо, солнце и долговязую фигуру Серого, отправившего меня на перерождение. За год мы доросли от кокосов до пушек и перестали всему удивляться. Да что там, мы и появление дологниссок с вышронцами почти спокойно восприняли…
Это был тяжёлый, но интересный год. Наверно, таких в моей жизни раньше не было — и хорошо бы, чтобы и в будущем не было, в чём я, к сожалению, не мог быть уверен… А сейчас я отправлял любимую женщину, от которой сходил с ума, в лагерь врага — вооружённую лишь двумя ножами, коротким мечом и топором немалых размеров.
Мы стояли в остовах сгоревшего дома, рядом с которым был выход из канализации.
— Не волнуйся за меня! — шепнула Ариша. — У меня сто сорок единиц в силе и ещё столько же в ловкости… Надо ведь было куда-то деть казну Обители, пока я сидела в тюрьме…
— Коррупционерка! — усмехнулся я.
— Какая есть… — девушка провела рукой по моей щеке. — Не переживай, я справлюсь! А ты пока выучи умение, которое забрал со склада. Ведь ты вечно тянешь с этим, да?
— Да… Откуда ты знаешь? — удивился я.
— Ты просто такой… — совершенно непонятно ответила Ариша. — Всё, ждите меня — и я постараюсь вернуться!
— Удачи! — в один голос шёпотом ответили рыжие.
— Мы прикроем! — пообещал Нагибатор с трагически серьёзным лицом. Его рыцарский кодекс сейчас явно доставлял ему невыносимые страдания, даже вон желваки на скулах играли…
А я ничего не обещал: только удержал её за руку и поцеловал на прощание. А потом потянулись долгие часы ожидания… Мы сидели во дворе полусгоревшего дома метрах в двадцати от стены. Там стояли часовые вышронцы, переговариваясь между собой. А я сидел и старался не шевелиться. Не потому, что боялся, что меня обнаружат, а просто чтобы не сорваться с места и не побежать спасать любимую. Рыжие с Нагибатором играли в города, а не могу думать ни о чём, кроме как об Арише. И первые крики в лагере вышронцев стали настоящей музыкой для моих ушей.
Крик был страшный, протяжный, тоскливый — полный гнева, боли и ненависти. А потом вражеская стоянка взорвалась, наполнившись шумом, воплями и шипением… Кто-то бегал, кто-то стоял на месте, с недоумением глядя на происходящее… А я всё боялся услышать в этих криках торжество… Количество дозорных на внешней стене выросло, и часть стояла с готовыми к стрельбе луками — только тетиву натяни.