Кулаки стиснулись сами собой. Надо, конечно, надо было призвать весь народ к священной войне – газавату – против неверных. Надо было вооружить их всех, и тогда враг захлебнулся бы в крови! Но… побоялся. А еще понадеялся на то, что русские, как всегда, дойдут до Стамбула и остановятся. Не остановились…
Абдул-Хамид рассчитывал на международный конгресс, как случилось в прошлую войну, но вместо этого был плен. Пленение султана… Вздохнув, он прикрыл глаза тяжелыми веками. Это был позор – попасть в руки противника живым. А ведь у него был при себе яд…
Они сидели у стола в маленьком домике на окраине города, где была его полевая ставка. Над разложенными на столе картами и бумагами горели коптящие сальные свечи. Генерал Мехмед-паша докладывал, предлагая путь отхода на юг, в Ливан. Абдул-Хамид хотел возразить, указать путь на Багдад и уже приподнялся к столу, но в это мгновение свечи задуло сильным сквозняком. Стало так темно, словно его глаза выпили дэвы из детских страхов.
– Что это?.. – начал было он, но в этот момент с отчетливым звоном разлетелось стекло.
Чужой незнакомый голос произнес, коверкая слова:
– Ваша – сдаваться! Сопротивление – смерть!
А потом снова вспыхнул свет. И он шел из окон. У врагов оказались небольшие, но мощные фонари, которыми они слепили всех, кто был в комнате. Вокруг внезапно оказались какие-то непонятные люди, которые схватили его за руки и грубо обыскали. Отобрали саблю, пузырек с ядом, сняли кушак, завернули, словно барана, в ковер. Потом его долго везли на жутко громыхающей железной повозке. Руки и ноги настолько затекли, что, когда ковер развязали, Абдул-Хамид не мог стоять. Тогда ему казалось, что все это происходит не с ним, что он сейчас проснется. Словно от страшного сна, которые он иногда видел в детстве. Но пробуждение все не наступало и не наступало…
Молодой мужчина с небольшими усами и холодными серо-ледяными глазами смерил его взглядом, затем что-то спросил. И, поняв, что Абдул-Хамид его не понимает, произнес по-французски:
– Сейчас, наверное, жалеешь, что Крит не отдал?
После чего отдал его казакам. Его помыли и переодели, ворочая, как бездушную куклу. А потом был парад, где его поставили рядом со своими генералами и офицерами. Маршировали колонны войск под медный грохот оркестра, и падали славные знамена, помнящие еще Вену, Белград и Севастополь, – падали подбитыми птицами к ногам русского царя, стоящего на башне громадного железного чудовища – самоходного орудия «Медведь». Затем Абдул-Хамида заставили подойти к броневику и поднести торжествующему императору свою усыпанную драгоценностями саблю.