К своему удивлению, я, встречая воплощенную мечту, наблюдая ликование народа, не испытывал каких-то особенных чувств. Единственно, быть может, легкую досаду от того, что осознавал, какая огромная, поистине – гигантская, работа еще предстоит, чтобы протянуть эту тонкую стальную нитку от России до берега Великого Тихого океана.

И сразу успокою: английские пароходы все-таки добрались до Самарова. Только не в августе, как мы с Сидоровым рассчитывали, а чуть ли не в конце сентября. То есть на два месяца позже открытия первого участка Западносибирской железной дороги. Естественно, полностью разгрузить сравнительно огромные морские суда мы не успели, и кораблям пришлось в Иртыше зимовать. Сложно, с приключениями и каторжным трудом. Впрочем, эту поистине эпохальную эпопею, писанную рукой непосредственно в ней участвовавшего Михаила Константиновича Сидорова, печатали и у нас, и за рубежом. И ничего нового я уже не скажу.

Первый же в Томске настоящий паровоз привезли зимой 1865/66 года по Сибирскому тракту в разобранном состоянии. Маленький, танковый, по большому счету – маневровый тягач-толкач тащили на санях больше пятидесяти лошадей. Потом, на механическом заводе, его три месяца собирали, чтобы к июню можно было порадовать неимоверную для Сибири – наверное, тысяч в пятьдесят – толпу обывателей.

Можно было отложить церемонию и до июля, или даже августа, когда Антон Иванович Штукенберг грозился разрешить движение по мосту через Томь, но известия, что доходили до нашей Тьмутаракани из Санкт-Петербурга, заставляли торопиться.

Как я уже говорил, в русском посольстве, в особняке д’Эстре, ранения не особенно сильно досаждали государю. Речь его не теряла связности, и в нем самом было довольно сил, чтобы утешать безутешных сыновей. Ни состоящие в свите врачи, ни парижские эскулапы не находили в повреждениях чего-либо представляющего опасность для жизни Александра, о чем немедленно и доложили со страниц чуть ли не всех мировых изданий.

Император даже принял у себя Вильгельма Первого и Наполеона Третьего и в ходе продолжительной беседы попенял последнему на то, что тот привечает у себя в стране беглых террористов и разбойников из западных губерний Российской державы. Кроме того, пользуясь неловкостью, которую испытывал племянник великого Бонапарта, Александр смог заручиться поддержкой Франции в переговорах по итогам Австро-Прусской войны. Вильгельм же, следуя советам Бисмарка, и без того не возражал наградить Россию новым территориальным приобретением. Вена же, как бы ее ни науськивал Лондон, какого бы участия в судьбе империи ни обещал, желала только одного: скорейшего мира. Франца-Иосифа куда больше волновала вспышка сепаратистских настроений в Венгрии, чем будущее крошечной провинции на востоке.