Когда мы вышли с подворья и направились вниз по склону, к реке, десятник спросил:

— Боярин, а почему ты ему сразу не сказал делать оружие кремневым?

— Чтобы новинка не ушла в сторону. Не нужно нам пока этого. Златокузнец делиться своей работой не будет, мы об этом с ним договорились, так что арендуем склад, куда перевозим пищали. А уже оттуда малыми партиями к златокузнецу на переделку.

— Сто пятьдесят пищалей, да еще наши. Почти двести сорок получается. Это сколько он их будет делать, боярин?

— За два месяца управится, если обещание выполнит. Да и мы за это время успеем приготовиться.

— К чему приготовиться? — заинтересовался десятник.

— Думаю, через два месяца и узнаешь. Ты, кстати, женат?

— До плена не успел, а сейчас даже не знаю.

— Тогда совет, ищите себе жен, через два месяца чтобы у каждого была женщина.

Я заставил десятника задуматься, что же это все значит.

Мы дошли до порта и, обойдя торговые склады, дошли до нашей пристани.

У борта «Беды» мялся тот старичок, что встречал нас в доме Красновских. На борт его не пустили, да и присматривали хорошенько, незаметно держа на прицеле. Я сразу сообщил Синицыну, что у нас тут друзей нет.

Заметив нас, старик, несмотря на свой возраст, подскочил на месте и, шлепая босыми ногами, побежал к нам. Шустрый старикан, несмотря на возраст.

— Боярин! Не погуби, дай слово молвить. Боярыня приглашает тебя на семейный ужин.

— Пшел прочь, — я даже не остановился, обойдя стоявшего старика, направился к ушкуям.

— Боярин! — отчаянно взвыл старик.

— Гоните его, — приказал я сопровождающим меня воинам, что те сделали с удовольствием. «Приятную» встречу в доме Красновских они помнили прекрасно.

— Тебе сказали, смерд, пшел прочь, — замахнулся прикладом один из воинов.

— Стой! — скомандовал я, достав из кошеля восемь медных монет, подошел к старику и вложил их ему в руку. — Это плата за стоянку судов. Не хочу быть должным.