Если в первые годы по окончании Гражданской войны, в 1920–1922 годах торговля шла только со Швецией, Прибалтикой, Польшей, Монголией, Тувой, Турцией, чуточку – с Персией и Китаем, то затем положение меняется. Вместе с чередой дипломатических признаний расширяется поле и для внешней торговли. В 1922–24 годах добавляется торговля с Германией, Великобританией, Францией, с 1925-го – с Италией, и пошла-поехала остальная европейская мелочь. Однако США твердо отказываются иметь прямые межгосударственные торговые отношения, настаивая на уплате долгов и компенсации за национализированную собственность. А согласно установкам нашей внешней политики вопрос долгов в крайнем случае мог быть предметом торга и компромисса, а вопрос компенсации за национализированное имущество – нет. Мы не отвечаем за царские долги, но готовы в какой-то мере учесть интересы мелких покупателей русских займов, если правительства соответствующих стран готовы учесть наш интерес в получении капиталовложений из-за рубежа. Но вот национализация для нас – это вопрос принципиальный, и ни малейших уступок, способных поставить этот принцип под сомнение, допущено быть не может.
Внешнеторговый оборот СССР пока был значительно ниже дореволюционного, и не только из-за политических трудностей, но и из-за ограниченности экспортного потенциала. Мы не могли, как в царское время, строить экспорт хлеба на принципе «недоедим, но вывезем». То же самое касалось и продуктов крестьянских промыслов. Сдерживался экспорт и возросшей по сравнению с дореволюционным временем себестоимостью производства. Но вот экспорт нашей нефти, керосина и бензина натыкался именно на политические барьеры. Нам крайне сложно получать кредиты для закупок, а во многих случаях в уплату за товары соглашаются брать либо золото, либо зерно – и больше ничего…
Ближе к вечеру мне принесли на заключение первые проекты контрактов. Пока смотрел их, время неслось незаметно, и я оторвал взгляд от бумажек только тогда, когда в дверь моего номера постучали, затем дверь чуть приоткрылась и чей-то голос произнес в щелку:
– Виктор Валентинович, вы как, на ужин собираетесь?
Пансион нас обеспечивал только завтраками, обедали члены нашей комиссии кто как, в зависимости от того, где приходилось оказываться по делам, а вот для ужина присмотрели недорогое кафе на Моцштрассе, неподалеку от площади. Оторвавшись от работы, сразу чувствую, что крепко перекусить явно не мешало бы.
– Святое дело! – отвечаю с воодушевлением и непроизвольно потягиваюсь, чтобы размяться после долгого сидения за столом в одной позе.