Тихое воскресенье. На детской площадке люди греются в лучах солнца. Родители возятся с малышами — кто в песочнице, кто на качелях или на горке. Старики на скамейках жадным взглядом следят за резвящимися детьми. Аомамэ выходит на балкон, опускается в кресло и сквозь прутья решетки смотрит на эту мирную картину как на нечто диковинное. Мир продолжает вертеться. Никто никого не лишает жизни, не гоняется за убийцами. И не прячет в ящик комода обмотанный колготками пистолет с полной обоймой девятимиллиметровых патронов.

Стану ли я когда-нибудь частью этого спокойного, нормального мира? — спрашивает себя Аомамэ. — Смогу ли однажды привести мою Кровиночку в парк, катать ее на горке и качелях? Перестану ли думать о том, как убить кого-то и не погибнуть самой? Заживу ли обычной человеческой жизнью? Остается ли еще этот шанс для меня здесь, в Мире-1Q84? Или это возможно лишь в каких-то иных мирах? И самое главное — будет ли тогда со мной рядом Тэнго?

Насмотревшись на парк, Аомамэ возвращается в комнату. Задвигает стеклянную дверь, задергивает шторы. Детские голоса стихают. Ей становится грустно: она отрезана от всего мира и заперта на ключ изнутри. Днем наблюдать за парком не стоит, понимает она. Днем Тэнго не придет. Ему нужны две яркие луны в вечернем небе.

Она съедает нехитрый ужин, моет посуду, тепло одевается и опять выходит на балкон. Укутывает пледом колени, устраивается поудобнее в кресле. На улице ни ветерка. Небо устилают тонкие перистые облака — из тех, что так любят рисовать художники-акварелисты: каждое облачко — словно мазок виртуозной кисти. Глядя сквозь них, большая луна в третьей фазе освещает землю призрачным ясным сиянием. Вторая луна, поменьше, в этот час не видна — прячется за темными крышами зданий. Но Аомамэ знает, что та существует. Просто заметна не всегда и не отовсюду. Но Аомамэ чует нутром: она здесь. И скоро непременно появится снова.

Обитая в этой квартире, Аомамэ наловчилась, если требуется, изгонять из сознания какие бы то ни было мысли. Так, наблюдая с балкона за парком, она умудряется полностью опустошать свою голову. Она смотрит на парк. И особенно пристально — на перильца горки. Но при этом не думает ни о чем. То есть какую-то работу сознание, конечно же, совершает. Но чаще всего оно словно скрыто под толщей темной воды. Что происходит там, в глубине, ей не ведомо, хотя время от времени сознание всплывает на поверхность. Как всплывают из пучины морские черепахи или дельфины, чтобы дышать. И тогда Аомамэ вдруг понимает, о чем же она только что размышляла. Но сознание, глотнув свежего воздуху, вновь уходит на глубину, и Аомамэ опять не думает ни о чем. Она — просто устройство для слежения за детской горкой, укутанное в мягкий плед.