— Давайте, первую — под сало и селёдочку. А ко второй я горяченького организую.

Все соглашаются, и Григорий по знаку комиссара наливает в стаканы спирту на два пальца.

— Ну, за Победу! — провозглашает Платонов, поднимая стакан.

Выпиваем спирт, запиваем его квасом и закусываем салом и селёдкой с луком. Я кидаю в котелок термическую капсулу, наливаю кипяток в миску и кидаю туда три таблетки. Через пару минут ставлю перед сотрапезниками три дымящихся бифштекса, каждый с полторы ладони размером, с жареной картошечкой, луком и яйцом. У Григория глаза лезут на лоб, а Платонов смеётся:

— А знаешь, Гриша, откуда к нам товарищ Коршунов пришел?

— Знаю одно: не от Реввоенсовета он, как ты нам сказал, — он достаёт из-за пояса ствол от «мухи», — Таких штук там нет, это точно.

— Угадал. Не из Реввоенсовета он пришел, а из будущего. Только ты ребятам ничего об этом не говори, всё равно не поверят, только болтуном ославят. А мы сейчас попросим Николаича рассказать нам поподробней об этой, как её?

— Фазе Стоуна, — подсказываю я.

— Вот-вот, о Фазе Стоуна и о том, как вы там работаете. Расскажешь?

— Расскажу, — соглашаюсь я, — Только давай, сначала выпьем за вашу окончательную Победу и закусим как следует.

— Это что, в будущем такими таблетками питаются? — спрашивает Григорий, закусывая спирт бифштексом.

— А что, не вкусно? — спрашиваю я, улыбаясь.

— Нет, почему же? Просто любопытно.

— Это спецпаёк десантника, чтобы можно было в полевых условиях приготовить что-нибудь на скорую руку. А так там едят так же как и здесь. И от выпивки не отказываются.

— Это-то мы поняли! — смеётся Платонов.

— Вы закусывайте, — предлагаю я, — не экономьте. Кончится, я ещё что-нибудь приготовлю.

До поздней ночи я рассказываю комиссару и матросу о Монастыре, о его жизни, о своих товарищах, о нашей работе. Они слушают с интересом, не прерывая. Григорию даже приходится напоминать, чтобы он закусывал.

— Эх! Вот это — жизнь! Вот это — дела! — вздыхает он.

— Выходит, вы, как ангелы-хранители? — говорит Платонов, — Где беда, и вы туда.

— Получается, что так, — охотно соглашаюсь я.