Принёс к тому месту, где я провёл «ночь», то есть – спал.
Далее освежевал тушу, разделал на куски и принялся жарить на костре…
Первый кусок схватил и принялся буквально пожирать, не дав ему до конца пропечься. На меня напал истинный жор. Разгорелся даже не аппетит, а просто дикий голод. Я жадно ел, ел и никак не мог наесться. Не понимал, что со мной происходит.
Постепенно мяса становилось всё меньше, а мой аппетит нисколько не уменьшился. Живот выпирал наружу всё больше и больше, скоро превратившись буквально в шар. А я всё ел и ел. Теперь огромный живот мешал мне подняться и ухватить новый кусок, насаженный на самодельный вертел из палки.
Сначала удивлялся, а потом изумлялся, но какая-то внутренняя сила не позволяла остановиться, пока от туши не остались одни воспоминания да жалкая кучка костей, хрящей и остатков кожи.
Посмотрел на них, икнул, потёр живот, и тут что-то словно выключило мой аппетит, на меня напала неудержимая сонливость. Я улёгся поудобнее на ворох листьев правым боком, расположив поудобнее свой чудовищно огромный живот, похожий на бурдюк.
Я даже задремал на какое-то время, забыться в настоящем сне мешали непонятные процессы, происходящие внутри моего огромного живота. Времена что-то в нём перетекало, урчало, словно бы шевелилось.
Потом зачесалась кожа вокруг живота, я принялся почёсываться и внезапно сон улетел от меня. Я открыл глаза, приподнялся и увидел, что мой живот, уже почти отделился от меня: нас отделала лишь небольшая пуповина, которая буквально с каждой секундой становилась всё тоньше и тоньше.
И вот уже мой живот приобрёл первоначальный вид с натренированными бугристыми мышцами, а рядом лежала овальная чуть приплюснутая сфера с неисчислимым количеством граней. Она на глазах теряла телесный цвет, становясь серо-белой. Чуть позже приобрела практически идеальную форму сферы диаметром сантиметров девяносто.
Я перекатил её на своё место, насколько смог, нагрёб к ней листьев. Большего для неё я сделать не мог.
Теперь мне снова захотелось есть. Пришлось опять отправиться на охоту…
6.
К скальной гряде я шагал долго, достиг её в конце дня.
Конечно, «конец дня» таковым был в моём воображении, так как здесь вечно царил день, лишь иногда происходило лёгкое затенение из-за сильной облачности. Это доказывало, что свет шёл всё-таки сверху, с небосвода, хотя никакого солнца там не имелось. Внутри меня работал своеобразный «счётчик»: сам для себя я установил себе сутки длительностью в двадцать четыре часа, как и на Земле. Сохранялась такая привычка, менять её не хотелось. Время от времени я ложился спать, проводил во сне около восьми часов, остальное время бодрствовал. Этот период считал сутками.