– Стойте!.. Приказываю вам, остановитесь!.. – прогремел Абигайл, перекрывая шум волн.

Движение на корабле замедлилось. Советник в отчаянье взглянул на берег, где в причудливом танце кружились на песке белый плащ с цветком Вальгессты и чёрное одеяние Жреца: монах заставил свою соперницу спешиться, но было видно, что она и сильнее и проворнее.

– Уплывайте! – крикнул ему агил. – Я останусь на подмогу!.. – и бросился на берег

Улучив момент, Вэллария сделала обманное движение и послала в сторону уплывающих разрывной шар.

Она всегда слыла меткой – и прямое попадание убило гребца в последней лодке. Неуправляемое суденышко беспомощно заколыхалось на волнах. Выругавшись, Абигайл отстегнул пояс с оружием, сбросил намокшую накидку, и кинулся к осиротевшей посудине. Агил, оглушённый взрывом, без памяти распростёрся на песке. Тем временем Вэллария коварным приёмом обезоружила Жреца и опрокинула его навзничь. Но прежде, чем меч врага вонзился в его грудь, Жрец успел договорить заклинание, начатое ещё перед схваткой, и между златовласой и лодками возникло наконец защитное поле.

Ах, как кричала она в ярости и как была она страшна!.. Но тщетно металась колдунья по берегу, посылая вслед кораблю проклятия – последний сын Храма Солнца успел защитить плоды своего виноградника!

Внезапно Вэллария остановилась… Её лицо исказила улыбка, больше похожая на судорогу: вытянув вперёд руку, она сказала что-то, подув на пальцы, и ледяной панцирь стремительно покрыл воду, догоняя убегающих, и едва не раздавил в своих тисках отставший челн, но судьба благоволила к беззащитным. Они успели подняться на корабль, и маленький принц, стоя на корме уплывающего корабля, крикнул:

– Я вернусь!!! Я обязательно вернусь – и отомщу тебе за всё!…

… И много лет спустя агил будет помнить этот день словно картину, составленную из мозаичных камешков. Не последовательность мгновений – одно за одним, а отдельные мельчайшие подробности: белый морской песок и шевелящиеся комки бурых водорослей у кромки воды… Искрящиеся сосульки в бороде высокого сурового старика, что упрямо налегал на вёсла, сжав костистые кулаки… Его глаза – тёмные, пронзительные, источающие торжествующее презрение к той, что бесновалась на берегу, – и её взгляд, полный бессильной ненависти… Золотые волосы, так красиво вьющиеся на ветру… Тяжелые, масляно-блестящие волны и низкое-низкое небо цвета грязного снега… Влажный киль перевёрнутой лодки, печально покачивающийся на волнах, выброшенное на берег маленькое тельце… И корабль, уходящий к горизонту…

А потом ещё – удаляющийся перестук копыт… Он слушал его, вжавшись головой в песок и затаив дыхание, ведь то был звук шагов смерти, что опять прошла мимо. И странный чужой голос – голос Тезариуса, исходящий из его же собственных уст: