– Будешь тянуть – точно получишь, – холодно проговорил детектив.

– Я сказал ему, если вновь проиграет, то я отрежу ему палец.

– Ах, ты ничтожество! – не выдержала Эрика.

– Ой, пусть заткнется, а? – огрызнулся Реглус, но тут же пожалел об этом. Кулак Мура прилетел ему прямо по челюсти.

– Что-то ты выводов не делаешь, – покачал головой Лисц, разминая руку, – продолжим. Ты выиграл, следовательно, палец ему отрубили. Поди, еще и измывались над ним всячески, пока он был у вас, как ты там выразился «прислугой». Дай угадаю, отрубленный палец вырос?

Реглус после удара продолжал валяться на кровати, корчась, будто в предсмертных муках.

– Как это вырос? – взревел он.

– Ну что ты там валяешься, первый раз получаешь что ли? – детектив взял парня за плечо и усадил его ровно. – Значит, палец не вырос… хм, странно. А какой именно палец отрезали?

– Безымянный на правой руке, – простонал Реглус, – он после этого всегда с перебинтованной кистью ходил, наверное, для того, чтобы учителя не приставали с расспросами. А так он им говорил, что запястье ноет от работы в лавке.

Мур впервые посмотрел на Эрику с тревогой, и девушка кивнула ему в ответ, подтверждая его догадку.

– Ладно, – протянул Мур, поворачиваясь обратно к Реглусу, – дальше, что?

– Ничего, этот гад украл мои деньги, которые мне отчим прислал! И пошил на них себе костюм у портного! – воскликнул в возмущении парень, – я его хорошенько тогда избил, он две недели в больничном крыле провалялся!

– Костюм черный с жакетом?

– Да.

– Зачем же ему понадобился костюм? Да еще и красть деньги для такого у тебя, это сомнительное предприятие, – иронично подытожил детектив.

– Откуда я знаю? Наверное, он после сбежать в нем хотел! Отомстить мне решил таким образом. Я слышал, как он в одну ночь вставал и уходил куда-то, потом вернулся весь помятый и пыльный в этом костюме. Я его хорошенько в свете луны рассмотрел, тогда впервые и завидел на нем этот костюм.

– Это примерно когда было?

– В конце октября прошлого года, за пару дней до Самайна. После в ноябре он сбежал.

– Отчего его мать приемная умерла, не знаешь?

– Нет, правда, не знаю, я о нем больше ничего не знаю, не бейте, прошу!