За железной дверью слышится скрежет, после чего дверь приоткрывается, из появившейся щели на серую ледяную стену падает полоска тусклого жёлтого света.

— Илья, ты? — спрашивает из-за двери ломающийся мальчишеский голос.

— Я, — отвечает человек. — Ты, Ваня, стук не слышал? Открывай давай, не морозь!

Войдя в тамбур, Илья Лисов скинул собаку с плеча и аккуратно снял рюкзак с привязанными к нему по бокам снегоступами. Обрез — бывший в прошлой жизни охотничьей вертикальной двустволкой ИЖ-27 — положил на специально пристроенный в углу столик, снял с груди короткий автомат — ментовскую «Ксюху», положил рядом, — пусть оружие пока здесь полежит. В Убежище сильно теплее, стволы сразу конденсат словят, их придётся тут же чистить, а после вылазки охота отогреться, помыться, поесть, в себя прийти. Почистить оружие можно позже.

Вошедший следом Антон Мельников тоже оставил стволы на столике. Вместо собаки у Антона через плечо была перекинута связка из двух одеревенелых от мороза кошек и одного зайца.

— Папочка! — белобрысая девочка восьми лет выскочила из-за брезентового полога, закрывающего проход между тамбуром и Убежищем и подбежала к Антону.

— Машенька! Ну, иди ко мне, моя маленькая! — Антон расстегнул стылый бушлат и присел, широко расставив руки. Девочка бросилась в объятия к отцу, обхватила его за шею обеими ручками.

— Маша! — послышался из-за полога строгий женский голос. — Ты почему раздетая в тамбур вышла?

— Ну, ма-а-ам!.. — отозвалась девочка, не отлипая от папиной шеи.

Антон чуть отстранил дочку, со строгим видом осмотрев, в чём та одета. Два мальчиковых свитера — один с рукавами, другой, поверх него, без — и мешковатые штаны, тоже не девчачьи, на ногах — дутые нейлоновые сапожки. Осмотр удовлетворил его, и он сменил строгий взгляд на более мягкий. В тамбуре мороза не было; температура держалась около семи градусов Цельсия: не простынет.

— Всё хорошо, Насть! — громко сказал Антон. — Она не замерзнет. — И, чмокнув дочку в курносый веснушчатый носик, добавил, уже обращаясь к ней: — Ну, давай, иди внутрь, чтобы мама не ругалась…

Девочка быстро кивнула и юркнула за полог.

В тамбур вышли трое: Пётр Николаевич, которого все звали просто Николаичем — заросший щетиной тощий немолодой мужик в очках и растянутом свитере с оленями и с обрезом в самодельном чехле на ремне у пояса; Марина — невысокая крепкая женщина на вид лет пятидесяти (возраст свой она скрывала) в мешковатом шерстяном платье; и Степан — короткостриженый парень семнадцати лет с не по возрасту глубоким взглядом и седыми висками — старший брат Ивана.