Увидев, что брат уже слишком далеко, она недовольно хлопнула руками по бокам, натянуто улыбнулась возлюбленному и медленно к нему подошла.
- Что стряслось? – спросил фейри осторожно. У него ладони вспотели от волнения. Артур испортил Катрине настроение, и как теперь с ней поговорить?
Девушка остановилась на верхней ступени, отчего сейчас была словно бы одного роста с Хозяином. Она положила ему руку на плечи и сцепила пальцы за его затылком.
- Ария ушла, - после недолгого молчания проговорила леди Догейн, - даже не попрощалась. Оставила только записку.
- И что она написала?
Катрина вздохнула, качнула плечами, как будто ей все равно, хотя это было совсем не так.
- Поблагодарила за доброту. Пожелала нам всем счастья. Сказала, что не может спокойно жить, видя вместо своего отражения лицо умершей сестры, поэтому должна найти новую себя.
- Да уж… Могла бы ограничиться благодарностями и пожеланиями.
Леди Догейн вымучено улыбнулась, легонько поцеловала Хозяина в кончик носа и порвалась спуститься, приговорив:
- Надо успокоить Артура.
Фейри схватил ее за руку и притянул к себе, не отпуская.
- Не надо, - сказал он, - думаю, ему нужно побыть в одиночестве.
- Ты действительно так думаешь или просто не хочешь, чтобы я уходила? – в ее улыбке появилась наигранная коварность, которую умеют изображать лишь женщины.
Видя это выражение, мужчина сразу понимает: он попался в ловушку, и его пленительница прекрасно знает, что он уже никогда из нее не выберется.
Занятно, что большинство мужчин приходят в ужас при мысли об этой ловушке, но потом, оказавшись в ней, уже ни за что на свете не пожелают снова стать свободными.
- И то, и другое, - прошептал фейри, нежно поглаживая девушку по рукам и надеясь, что это поможет отвлечь ее от беспокойного брата.
На его удивление и счастье доводы сработали.
- Что ж. Хорошо, - согласилась Катрина, и Хозяин почувствовал себя таким же радостным и непоседливым, как Бенжен, получивший новые силы.
Мальчишеский задор перелил через край, и фейри, глупо засмеявшись, вдруг схватил леди Догейн за талию, положил себе на плечо и, под ее испуганный и веселый одновременно крик, затащил обратно в донжон.
Она не всерьез заколотила его кулачками по широкой спине, с трудом сдерживая хохот. В груди защекотало, и стало жарко.