А потом до меня дошло. Что это — одежда замужней женщины. И он приготовил ее для меня. И… не стал выбрасывать. Пожалел ценные вещи?

Я новыми глазами, уже не так недоверчиво посмотрела на то, что нацепила. Тонкая полоска коричневой замши наверху, расшитая бледно-розовым бисером, на спине завязки. Живот вообще не прикрывает!! Из такой же темно-коричневой замши — короткая облегающая юбка выше колен, запахом, тоже на хитрых завязках. Ни единой пуговицы нигде! То-то Морвин не умел их застегивать. Обуви никакой тоже не дали, и я решила, что хоть туфельки-то можно оставить.

Так… вроде бы все, что надо, подвязала, все, что надо, подтянула, ничего ниоткуда не выпадает… почти.

— Можешь… повернуться.

Морвин не успел сдержать вспыхнувшего в глазах — того острого, сладкого, волнительного до дрожи, что отозвалось где-то у меня в груди щемящим чувством тоски по прошлому. Прошлому, где этого огня он дарил мне в избытке. Где мы с ним…

Ох. Снова обжигает холодом правое запястье, я чешу его украдкой за спиной.

— Ну… как? — ловлю на его лице отголоски тех эмоций, но он уже нацепил снова невозмутимую маску. Медленно подходит ко мне, выбивая остатки благоразумных мыслей из моей головы. Остается только звериная, неутолимая потребность в прикосновениях — которых я слишком долго была лишена.

— Почти справилась. Но если ты не закрепишь вот так… — осторожные пальцы пробегают по моим ключицам, подцепляют какие-то незаметные тесемки, пришитые к этой короткой тряпке, которую лишь по недоразумению кто-то мог назвать одеждой. Перекидывают мне через плечо, горячо пробегая по коже, закрепляют на спине. Потом так же с другой стороны.

— То что будет?.. — шепчу пересохшим горлом.

— Моя выдержка может подвергнуться слишком непосильным нагрузкам, — тихо договаривает он. А потом резко отворачивается. — Так, ты готова. Идем, пока раннее утро, и солнце еще не начало жарить в полную силу.

Перед выходом меня снабдили еще светло-бежевым платком на голову, который как-то хитро завязывался сзади. Длинные концы были обшиты бахромой и тем же розовым бисером. Чтобы солнечный удар не случился, как объяснил Морвин.

У самой двери, когда он последним взглядом осматривал комнату, чтобы проверить, что ничего не забыто, я решилась на вопрос. Сама не знаю, где взяла смелости.

— А если я для всех твоя… жена… — споткнулась я на этом непривычном слове, которое разлилось по языку терпкой сладостью, — Женам ведь положено идти за руку? А то мне… признаться, немного страшно.

— Нет, у нас так не принято, — Покачал головой Морвин. — Обычно жена следует перед мужем, демонстрируя своей одеждой и украшениями достаток семьи. Все изъявления чувств — только в спальне, за закрытыми дверями.