– А вам предстоит еще многое узнать обо мне. И вам, и Конгрегации.

Изабо вцепилась мне в плечи:

– Это не игрушки, Диана! Мэтью готов рассориться с созданиями, которых знал много веков, ради амбиций, которые ты лелеешь в своей коротенькой жизни. Умоляю, не позволяй ему. Его убьют, если он будет упорствовать.

– Он сам себе хозяин, Изабо. Я не могу руководить им.

– Верно, но прогнать его в твоей власти. Скажи, что отказываешься нарушать конвенцию ради него. Что не чувствуешь к нему ничего, кроме любопытства, которое так свойственно колдунам. – Она оттолкнула меня. – Если любишь – найдешь что сказать.

– Он уезжает! – крикнула Марта с лестницы.

Мы бросились к парапету. Всадник на вороном коне перемахнул через изгородь и скрылся в лесу.

Глава 22

Глава 22

Мы втроем сидели в гостиной. Смеркалось, а Мэтью все не было. Человека громадный Бальтазар измотал бы до полусмерти, но события этого утра вновь напомнили мне, что Мэтью – не человек, а вампир. С многочисленными тайнами, непростым прошлым и наводящими страх врагами.

Где-то наверху хлопнула дверь.

– Вернулся, – сказала Изабо. – Теперь, как всегда в трудные минуты, пойдет в отцовскую комнату.

Молодая и прекрасная мать Мэтью смотрела в огонь. Я, зажав руки между колен, отказывалась от всего, что ставила передо мной Марта. Я не ела с самого завтрака, но пустота у меня внутри не имела ничего общего с голодом.

Вокруг валялись обломки прежней упорядоченной жизни – оксфордская степень, штатная должность в Йеле, толково написанные книги. Все это раньше придавало существованию смысл, но никак не могло поддержать меня в странном новом мире, населенном грозными вампирами и нагоняющими страх колдунами. Я стояла перед ним беззащитная; нечто хрупкое связывало меня теперь с вампиром, а по венам, сколько ни отпирайся, текла колдовская кровь.

Мэтью вошел в гостиную вымытый и переодетый. Порхнул по мне холодным взглядом, убедился, что я невредима, и плотно сжатые губы чуть смягчились – единственный намек на нашу недавнюю близость.

Вампир, вошедший в гостиную, был не тот Мэтью, какого я знала. Не обаятельный ухажер, насмешливо улыбающийся и приглашающий на завтрак. Не ученый, поглощенный работой и мучимый вопросом о своем месте в мире. Не мужчина, обнимавший и страстно целовавший меня прошлой ночью.

Холодный, бесстрастный. Прежняя мягкость в глазах, губах, очертаниях пальцев сменилась твердыми линиями. И выглядел он старше прежнего: усталость вкупе с отчужденностью делала явными все полторы тысячи лет.

В камине треснуло полено, осыпав решетку рыжими искрами.