В детстве Иааиуиэль не слишком охотно ходила в храм Филоры - там, дома, в южных джунглях - предпочитая сбегать и качаться на лианах, прыгать с ветки на ветку, носиться взапуски с другими детишками или воображать себя могучей и отважной исследовательницей, пробирающейся сквозь дикий лес, полный монстров и опасностей. Лес, где не ступала нога живого.
Но здесь и сейчас этот привет из детства, напоминание о доме неожиданно умерили пыл и ярость Иааиуиэль, смягчили страдания. Не убрали до конца, но Иааиуиэль стало легче.
— Благодарю тебя, Утешительница, - пробормотала она под нос, сотворяя знак Филоры.
Богиня не ответила, да Иааиуиэль и не ждала ответа. Сама знала, что она плохая верующая, негодная. Молилась мало, вспоминала о Филоре только время от времени, регулярно отзывалась о богах в ехидном ключе, да и угодных Филоре дел практически не творила, скорее даже наоборот, рубила деревья, жгла их в кострах.
Воинственный Терун орков, пожалуй, был ей ближе, чем мягкая покровительница растений и утешительница Филора. Возможно, не получи Иааиуиэль в детстве веры в Филору, так и осталась бы не верящей ни в кого, как Бран.
Продолжая возвращение в детство, Иааиуиэль обняла статую Филоры, словно росток, припавший к могучему древу, и забормотала:
— Вечнозеленая Филора, тебе угодна любая жизнь.
Да, плохая верующая, тут же остановилась Иааиуиэль, предавшись сомнениям. Ордалия, богиня целительства и любви - разве не она отвечала за жизнь. Или Алианна, богиня зверей и птиц? Эльфы почитали Алианну меньше Филоры, но все же, пожалуй, выше остальных богов.
— Ты утешаешь и ободряешь, помогаешь расцвести, - снова забормотала Иааиуиэль, ощущая, что слова остаются пустыми.
Мгновение возвращения в детство мелькнуло и ушло. Пустота вместо веры, разочарование вместо поддержки. И дело было даже не в низком значении атрибута Веры самой Иааиуиэль - все когда-то начинали с нуля в нем. Просто пустота и понимание, что Филора никогда не услышит ее и не ответит. Чтобы боги отвечали, требовалось самому верить и молиться, прежде чем просить, следовало давать, а Иааиуиэль ничего этого не делала.
Она произносила привычные, заученные в детстве слова, но те оставались пусты.
— Во мне нет веры и я, наверное, тот самый дурной росток, который следовало бы прополоть, - заговорила она, просто изливая душу статуе. - Та сухая ветка, которая лишь занимает место на общем стволе. Зараженный гнилью плод, портящий все вокруг.
Монстра кусок, если уж говорить прямо. Наверное, дело в этом, подумала Иааиуиэль, ощущая, как на глаза наворачиваются слезы. Как мог старый герой полюбить ее, зная, что тело - лишь монстра кусок? Кто угодно, но только не Бранд!