— Маркуса, — поправила его Мария.
— Да в пизду этого говнюка как зовут! Хоть Гимлер! — не выдержал Джек. — Главное, что теперь его сюда не пустят, вот и всё. А на остальное плевать.
— Ему и не надо, чтоб его впускали, Джек, — покачала головой Мария. — Есть много…
— Ты чё, за него, я не пойму? — нахмурился он.
— Нет конечно! — возмутилась она.
— Ну вот и не вспоминай этого уёбка. Он и так, чьорт, весь картель подставил пиздец как.
Верила ли она, что на этом всё закончится?
Естественно нет. И как бы больно ей ни было, как бы Мария ни оплакивала Томаса, она понимала, что может быть ещё хуже. Томас мог бы быть вообще сейчас мёртвым. И пусть Джек говорил ей, что это состояние не сильно отличается от смерти, но, по мнению Марии, оно было куда лучше, чем полная и абсолютная смерть.
Она знала, что нужно сделать. Знала, как надо поступить.
И когда Мария уходила из палаты, она прощалась.
— Я люблю тебя, Томас, — тихо шепнула она ему на ухо и вдохнула его запах. Постаралась запомнить. Как пахнет
С этими словами она покинула палату. Бросила на него прощальный взгляд, стараясь запомнить каждое очертание его лица, каждую деталь, которая останется с ней на всю жизнь, после чего вышла в коридор.
Уже приехав обратно и уложив Эйко спать, Мария набрала телефон. Она знала этот номер, как и знала, кто возьмёт трубку.
— Поместье рода Альварес Сан Виллальба-и-Бланко, — раздался женский голос.
— Это Мария, — тихо отозвалась она. — Дайте Маркуса.
— Одну секунду, — буднично ответили на той стороне.
Меньше, чем через минуту раздался ненавистный ей голос.
— Добрый день, Мария. Рад, что ты позвонила сама. Я боялся…
— Будь ты проклят и пусть тьма поглотит твоё бытие, — пробормотала Мария с ненавистью. — За то, что ты сделал.