– Капрал. – Перед ее лицом кто-то защелкал пальцами. – Капрал, вы меня слышите?

Беккер моргнула:

– Они… это же были люди.

Она так подумала, по крайней мере. Увидела-то лишь тепловые сигнатуры: яркие цветовые пятна во тьме. Поначалу у них были руки и ноги, но потом силуэты размазало, они превратились в тусклые радуги, переливающиеся, как масло.

Мансин ничего не сказал.

Абемама исчез вдали, полоса печеного коралла, омытая инфракрасным сиянием: солнечные лучи вчерашнего дня снова просочились на небо. Бланш переключил режим, и гало исчезло: ночное зрение ослепло, уши оглохли, не слыша ни единой волны, кроме обыкновенного человеческого диапазона; все чувства вновь деформировались до плоти и крови.

Вот только курс неверный. Прежде чем пала тьма, капрал заметила что-то странное.

– Мы не летим на Бонрики?

– Мы летим, – ответил сержант. – А ты летишь домой. Стыковка в Арануке. Мы эвакуируем тебя прежде, чем тут все полыхнет.

Беккер чувствовала, как Бланш возится у нее в мозгах, сливает операционные логи. Она попыталась залезть в поток, но он ее тут же выбросил. Капрал не знала, что машины сейчас высасывали из головы. Не знала даже, что там останется, когда ее снова пустят внутрь.

Правда, это не имело значения. Беккер навряд ли сумела бы выскоблить воспоминания из памяти, даже если бы постаралась.

– Это были противники, – пробормотала она. – Как иначе они вообще там оказались, в смысле… кем еще они могли быть? – И секунду спустя: – Кто-нибудь…

– Никто не выжил, ты же у нас сверхчеловеческая машина смерти, – встрял в разговор Окоро с противоположной стороны кабины. – Они даже не были вооружены.

– Рядовой Окоро, – сухо сказал сержант, – закройте пасть.

Все они сидели с противоположной стороны кабины, не считаясь с оптимальным распределением веса во время полета: Окоро, Перри, Флэннери, Коул. Все без аугментаций. Таких, как Беккер, было мало, один киборт на три или четыре кампании, если позволял бюджет, а политики достаточно разогрелись. Капрал привыкла к брюзжанию: как только всплывала эта тема, все сразу начинали изображать из себя бесконечно крутых спецов, закатывать глаза от космической несправедливости того, что счастливый билет выпал фермерской дочке из захолустного Ред-Дира, чтоб его. Их скулеж ее особо не волновал. Несмотря на чепуху и браваду, она никогда не видела в глазах солдат ничего, кроме белой зависти.

Правда, Беккер была не уверена в том, что видит в них сейчас.

* * *

Восемь тысяч километров в воздушном пространстве Канады. Еще четыре до Трентона. В общем четырнадцать часов на КС-500, который армейцы сумели выцарапать из ООН в срочном порядке. Казалось, что все сорок: каждая минута без сна, в безжалостной яви, каждая секунда как мучительный разбор полетов. Беккер сейчас все бы отдала, чтобы отрубиться хоть ненадолго – заснуть, не слышать монотонный, бесконечный рев турбовинтов, не видеть постепенного прояснения неба, где черный цвет превращался в серый, а потом в издевательски-радостный голубой – но такого аугмента ей не поставили.