Кстати, о доме – он вернул себе кое-что от прежней расцветки, но при этом казался на краю обрушения. Даже на пике лихорадочного восприятия Даниэлю еще не доводилось видеть мультиверсум в его квазибезграничном разнообразии – до сегодняшнего дня. Похоже, ты всегда узнаешь нечто новое, когда оно готово сломаться – когда вещи начинают умирать.

У него остался единственный шанс – каким-то образом прорваться сквозь Моль, завладеть своим камнем и держаться за него что есть сил. Даниэль набычился и скользнул между деформированными ногами Моли, раздирая его утончавшуюся субстанцию. Пегий монстр содрогнулся и взвыл. Даниэль ощутил, как блекнет сила врага. От Моли осталась одна иллюзия – края размыты, мощь вытекла, – обрывается связь с источником могущества, с Госпожой извращенных мировых линий, которые их окружали.

Фигуры в черном разволновались, затем уныло обмякли – буря слабела и воздух теплел. Шло отступление – Моль уносил ноги, пока была возможность. Человеческих служек Бледноликой Госпожи бросали за ненадобностью, оставляли позади.

Судя по всему, такого они не ожидали.

Даниэль взобрался на крыльцо, истекая лужами. Плечом ударил в дверь. Древесная гниль уже сделала половину работы, и сонм его двойников ворвался в спальню клубами пыли от сотен вариантов разбитой двери – крупиц мертвых и отмирающих линий будущего, некогда отстоящего лишь на секунды.

Изумленный, он понял, что до сих пор способен перемещаться.

Пространственные измерения никогда не являлись строго ортогональными – или, скажем, прямыми, – а уж тем более сейчас. Он развернулся было вбок – и тут же вскрикнул. От неутешительных будущих перспектив вздулись волдыри на лице и руках.

Толпа Фредов достигла каминов, сунула руки за единственные шатающиеся кирпичи – время ползло на карачках, превращая уличный свет в туманную изморозь.

Они врезались в Терминус – и срикошетировали.

Все сброшено в нуль, сдвинуто на несколько часов назад – максимум, на несколько суток. Все-все в городе – в мире, в этом сегменте мультиверсума – отразилось чугунным ядром от пятимерной струпьевидной корки, образовавшейся в момент прижигания фатумных прядей.

При следующем ударе – через несколько часов, дней, не больше, в этом он был уверен – отскок станет короче, потом еще короче, и еще. А потом их попросту заморозит в раскатанную пленку: конец пространству, конец времени.

И никаких надежд.

Даниэль продрался к выходу сквозь студенистый воздух, отшвырнул ногой мусор, замер на продавленном крыльце. Те, другие – жилистые, исхудалые люди в мокрых черных одеяниях – пытались бежать.