На экране вспыхивали пламенеющие красным буквы: «ДОСТУП ЗАКРЫТ». Вспыхивали ровно, пульсировали, будто отстукивали неслышный четкий ритм. Вспыхивали, высвечивая погруженную во мрак комнату, пустую, гулкую, почти без мебели, ее унылые серые стены, темные окна без занавесок, неподвижного человека, тупым мертвым взглядом уставившегося в монитор. Буквы вспыхивали, раскрашивая неказистую обстановку комнаты в кровавые цвета и медленно угасали, словно утопая и растворяясь в черном стекле экрана.

«… ДОСТУП ЗАКРЫТ… ДОСТУП ЗАКРЫТ… ДОСТУП ЗАКРЫТ…»

Эти слова были всюду. Они отражались на запотевшем оконном стекле, змеились по полированной поверхности столешницы, мерцали в глазах неподвижного человека, впечатывались в его мозг.

«… ДОСТУП ЗАКРЫТ…»

1

Темные тучи простирали свои рваные грязные щупальца над самой водой. Белые пенистые барашки на гребнях волн, казалось, касались нависшего неба. В свинцовой воде, словно поплавок рыбачьей сети, то выныривала, то вновь погружалась голова выбивающегося из сил пловца. Изможденное лицо его, со сморщенной от соленой воды кожей, с мокрыми сосульками черных волос на высоком лбу, с красными, полузакрытыми глазами выражало жажду жизни, стремление выжить любой ценой, любыми усилиями. Человек уже не мог взмахивать руками, он только держался на поверхности, задерживая дыхание каждый раз, когда очередная волна накрывала его с головой, забивая уши и горечью проникая в носоглотку.

Он не помнил своего имени, не помнил, как он оказался здесь, посреди волнующегося моря, не помнил ничего. Ему некогда было вспоминать, он был занят выживанием в этом мокром мире, так негостеприимно его встретившим. Он знал лишь одно — что жизнь его принадлежит не ему одному, и эти смутные воспоминания о справедливости и мести помогали держаться на плаву…